Дочь Генриха VIII - [79]

— Кое-кто из вас еще не так давно желал — нет, требовал, чтобы это мое сокровище было предано смерти. Фи, как не стыдно! Если бы я послушался вас, какую невосполнимую потерю мы понесли бы!..

В абсолютной тишине, наступившей вслед за этим, никто не осмелился даже поднять взгляд на соседа. Все взоры были обращены на собственные туфли, как будто каждый открыл в них нечто новое для себя. Королева, бросив взгляд на ставшее пепельным лицо Марии, заговорила, отчетливо выговаривая слова:

— Было бы величайшей трагедией из всех, которые выпали на долю вашего величества, если бы вам пришлось потерять это самое главное сокровище Англии.

— Я вынужден оспорить это суждение, любовь моя. Леди Мария, конечно, жемчужина, не имеющая цены. Но вы готовитесь преподнести мне самую главную драгоценность. Разве нет? — Он игриво похлопал Джейн по полнеющему животу: — Принц Эдуард!

Кто-то нервно хихикнул. Король повернулся к Марии с улыбкой на лице. Ей казалось, что ее сердце стучит, как огромный молоток. В это мгновение ей привиделся в нем образ палача, со зловещей улыбкой наклонявшегося над ней в ужасных ночных кошмарах, преследовавших ее весь последний год. И улыбался он точно так же, как и тот…

Без всякого предупреждения люди, окружавшие ее, растворились в тумане, а на нее нахлынули волны темноты. Она едва различала слабые, далекие голоса. Потом кто-то склонился над ней, какое-то белое расплывчатое пятно вместо лица, и что-то холодное коснулось ее лба. Подсознательно Мария знала, что это была королева, и нечеловеческим усилием воли заставила себя вернуться к реальности. Что бы ни случилось, она не должна огорчать Джейн.

Через мгновение она открыла глаза, все еще чувствуя головокружение, но постепенно все окружающее опять стало четким и ясным. Она полулежала на полу, поддерживаемая за плечи руками ее кузины. Откуда-то появился бокал вина, и Маргарет прижала его край к ее губам. Теперь Мария вполне отчетливо могла видеть и слышать Джейн:

— Ну же, Мария, вы так напугали нас. Ваше величество, нужно позвать врача. Она больна…

— Нет, мадам, совсем нет необходимости в таком преувеличенном внимании к моей особе. — Она ободряюще улыбнулась, но ее мачеха все еще хлопотала вокруг нее, и король нагнулся и помог Марии подняться с показной сердечностью, скрывавшей охватившее его раздражение.

«Ну, спасибо тебе, Господи! — думал Генрих. — Ее привезли во дворец с единственной целью развеселить мою жену, а она через час-два после прибытия устраивает сцену, которая может только огорчить бедную Джейн. Ну есть ли на свете более упрямая девица?» Крепко обхватив Марию, он повел ее через комнату мимо поспешно расступающихся, чтобы дать им дорогу, придворных к выходу на галерею.

— Пойдем, мы немного походим взад-вперед, пока тебе не станет лучше. Очень важно, чтобы королева не волновалась понапрасну. Мы же все ждем появления здорового наследного принца уже в октябре, ты знаешь?

— Конечно, ваше величество. — Почему-то у нее не поворачивался язык произнести обычное «отец».

— Мне, наверное, нет нужды напоминать, как тебе повезло с мачехой, которую я даровал тебе. Это чистая душа и очень скромная женщина, — Король вздохнул, как будто никогда и не искал в женщинах других качеств. Марии же живо вспомнилась Анна Болейн, и ей даже почудилось, что ее колеблющаяся в неверном свете фигура приближается к ним из глубины галереи, неся с собой аромат мускуса и розового масла, духов, которые всегда любила Анна. Со сверхъестественным чутьем король, казалось, прочитал ее мысли. Он сжал ее руку, понизив голос до конфиденциального шепота:

— Она, та, которая причинила тебе столько зла, ушла навсегда. Из-за чего же еще, если не из-за нее, я так долго чурался тебя?

Мария была не в состоянии ничего ответить. Руки и ноги у нее опять затряслись мелкой дрожью.

— Запомни вот еще что. Я не осмеливался даже съездить во Францию и оставить ее регентом. Тогда бы ты оказалась полностью в ее воле, и только одному Богу ведомо, что она замышляла против тебя. Но она заплатила — и крепко заплатила! — за все свои грехи. — Его лицо вдруг осветилось искренним удивлением, почти мальчишеским. — В день ее смерти свечи вокруг могилы твоей матери в Петерборо возгорелись сами собой без участия человеческой руки. Разве это не знак с небес, кристально ясное подтверждение того, что Господь одобрил поворот в судьбе этой женщины?

На этот раз Мария смогла выдавить из себя некий звук, долженствовавший означать ее согласие с этими словами короля.

Она так давно не бывала в Хэмптон-Корте, что не нашла странным, в отличие от всех прочих, что везде инициалы «Д.С.» сменили «А.Б.». Не показалась ей нелепой и замена знака Анны — белого сокола — на личный знак Джейн, из которого во все стороны свешивались белые и алые розы, обведенный по кругу выбранным самой королевой девизом: «Призвана покоряться и служить».

Мария смотрела на этот дворец совсем другими глазами. Она помнила совсем другую эпоху, когда на всех его панелях было выгравировано просто «Е» и эмблема королевы — гранат. Дух ее матери все еще освящал для нее комнату и галереи замка, непереносимой болью отдаваясь в ее душе при воспоминаниях о тех детских годах, когда по тем же самым комнатам и галереям еще ходила гордая фигура Екатерины, часто в сопровождении облаченного в алые шелка кардинала, благодаря которому Хэмптон-Корт и обрел свое величие.