Дочь Генриха VIII - [40]

— Кто знает? Сестра говорила мне, что по Лондону ходят разговоры о том, что его величество волочится сейчас за хорошенькой кобылкой по имени Джейн Сеймур. Он охотится за ней вот уже несколько месяцев и ни на секунду не выпускает из поля зрения.

— Господи, помилуй! Значит, если у Нан и в этот раз ничего не выйдет…

Этим самым вечером Анна безмятежно сидела в своих апартаментах в Гринвиче в компании трех девушек, которые принадлежали к числу ее близких подруг. Анна не отличалась склонностью к представительницам своего пола, но эти три были ее кузинами, которых она знала с детства, — Мэри Уатт, ее замужняя сестра леди Ли и Мэдж Шелтон. После обеда король вместе с несколькими придворными удалился, чтобы поупражняться на арене для турниров. Обычно Анна с удовольствием наблюдала за этими состязаниями, ей нравился этот своеобразный вид спорта, приятно щекотавший ей нервы возбуждающим состязанием между мужчинами, столь очевидно равными в силе и ловкости. Зачастую победителем выходил король, и не всегда благодаря своей королевской крови. Он уже не был тем прекрасным турнирным бойцом, как прежде, из-за своих необъятных размеров, но даже и в таком виде он вполне мог противостоять более молодым и более проворным мужчинам, побеждая их своей доблестью и отвагой.

Но сегодня в последний момент Анна решила остаться дома. День выдался чудесный, солнце ярко сияло на небесах, небо было голубым, и, укутанная в меха, она не боялась простудиться. Но до тех пор, пока не придет май, ей надо быть осторожней и беречь здоровье. Поэтому она предпочла остаться в своих комнатах, где потрескивающее пламя от горящих в камине поленьев создавало приятный фон их неспешной, перескакивающей с темы на тему беседе. Анна шила, но теперь уже не для бедняков. Сейчас она вышивала детское платьице, ее умелые пальцы легко выводили на нем узор из роз и листочков герба Тюдоров. Это была никому не нужная работа, ибо придворные швеи и вышивальщицы и так обеспечат гардероб ребенка всем необходимым, но ей доставляло особое удовольствие кроить крошечные предметы одежды самой; это вселяло в нее уверенность в том, что через несколько месяцев в них будет обретаться маленькое крепкое тельце. Голос Мэри Уатт прозвучал как бы эхом ее счастливым мыслям:

— Осталось всего четыре месяца. Все это так возбуждает. Интересно, будет ли он похож на вас. — Ни один из друзей Анны не осмеливался употреблять местоимение «ты».

— Принц с черными волосами и оливковой кожей. Прелестно — и необычно. Все Тюдоры выглядели очень привлекательными. — Маргарет Ли выбрала зеленую нитку из мотка пряжи, который она держала наготове для Анны.

Мэдж Шелтон задумчиво обернулась от окна, через которое доносились отдаленные крики с турнирной арены. Она бы предпочла быть там, следя за веселым Гарри Норисом, в которого была тайно и совершенно безнадежно влюблена, ибо он не смотрел ни на кого, кроме Анны. Но в конце концов у нее будет еще множество возможностей сидеть со сверкающими глазами и смотреть за сноровкой Гарри, подумалось ей. Много-много лет впереди… Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть работу Анны.

— Если он пойдет в Болейнов, то будет выглядеть очаровательным контрастом своей сестре. Малышка Елизавета с каждым днем все больше становится похожа на его величество.

Игла в пяльцах Анны на несколько секунд замерла. В рай, царивший в ее голове, подобно коварной змее медленно вползло воспоминание о якобы сказанных леди Марией словах, когда та услышала о рождении Елизаветы: «Ну и как, она похожа на своего отца, Марка Смитона?» Если Мария в первом приступе своей ревнивой злобы сделала такое колкое замечание, чего же можно ожидать от нее сейчас? Но все это должно разрешиться само собой; во всяком случае в теперешнем приниженном положении, в котором сейчас оказалась Мария, никто все равно не обратит внимания на ее слова.

Мэдж между тем продолжала радостно тараторить:

— Ах, как же король восхищается ребенком! В прошлое воскресенье я видела, как он носил ее повсюду на своем плече и представлял всем присутствовавшим послам по очереди. А она прекрасно понимала, что он демонстрирует ее им, и вела себя и кланялась, как совсем взрослая девица, а не двухлетняя девочка.

— У Елизаветы, слава Богу, никогда не было недостатка в самоуверенности, — согласилась ее мать. Она была довольна, что за те дни, пока девочка пробыла в Гринвиче, Генрих неоднократно выражал свою любовь к ней. Это хоть в какой-то мере возмещало ту холодность, которую в последнее время он проявлял по отношению к самой Анне. Это началось с досадного инцидента, происшедшего в тот день, когда шла заупокойная служба по Екатерине. По протоколу на ней присутствовал весь двор, и Анна оделась сама и приказала своим фрейлинам одеться во все желтое, полагая, что тем самым доставит удовольствие королю. Ведь он демонстративно носил только эти цвета со времени смерти Екатерины, отказавшись от всех видимых примет траура. И как же она была поражена, когда Генрих явился на службу во всем черном, а еще более ошеломлена, когда он бросил на нее свирепый взгляд, полный явного неодобрения.