Дочь Генриха VIII - [23]

А просто потому, что они отказались признать его главой английской церкви. В этот день в городе было немало людей, которые молча, боязливо соглашались с ними. Но основную массу больше интересовала кружка эля, чем папа римский. Кто он такой в конце концов? Всего лишь напыщенный иностранец, которого они и в глаза не видели и который тянул деньги из страны для своих нужд, пока король не положил этому конец и не оставил золото в собственном кармане. Лучше иметь папой старого Гарри, чем какого-то жадного итальяшку.

Да и вообще, какая разница? Они по-прежнему ходили к мессе, могли молиться за своих усопших, пребывающих в чистилище, а самые удачливые из них, как и прежде, могли совершать паломничество по святым местам. Ничего не изменилось… или что-то все-таки изменилось? Да, пожалуй, появилось и кое-что новое. Впервые в истории Англии человека объявляли государственным преступником из-за того, что он был не согласен с религиозными воззрениями короля. О, были еще эти анабаптисты, кое-кого из них изредка сжигали на костре то там, то здесь. Их, правда, не называли государственными преступниками. Они были обычными еретиками, которые не верили в католическую мессу, но за что им так и так гореть в аду. Но эти монахи были католиками… и было неправильно, как-то нечестно, что им вырвут кишки из живого тела только за то, что они остались верны старому папе. Почему король не может оставить их в покое? Ему нечего бояться их. Они не были аристократами, которые вечно составляли заговоры, покушаясь на его жизнь.

И потом был еще сэр Томас Мор, которого засадили в Тауэр по той же причине. Может так случиться, что в одни прекрасный день они будут опять стоять здесь и наблюдать, как и его поволокут перед ними, а ведь он был одним из лучших друзей короля! А бедный старый епископ Фишер, с трудом ковылявший на своих больных ногах! А духовник королевы Екатерины! Ходили слухи, что одного уморили голодом в Ньюгейте, а кровь другого ежедневно льется ручьями в пыточных застенках Тауэра.

Одно время король являл им всем свою доброту, но последнее время он стал другим, с тех пор как его поймала на крючок эта проститутка Нан Боллен. Старые люди еще с тоской вспоминали румяного гиганта, который верхом проезжал через толпы людей, приветствуя их и улыбаясь с дружелюбием и обаянием, и даже самые угрюмые из его подданных радовались тому, что у них такой король. Тогда во всем мире не было подобного ему.

Теперь же этот веселый молодой человек умер, и из его могилы поднялась угрюмая фигура, чьи отвисшие щеки покрывались краской неожиданного гнева, чьи неулыбающиеся губы изрыгали проклятия на тех, кто не угодил ему, чьи твердые глаза могли вдруг жестоко засверкать, как два клинка. Его тень, казалось, распласталась над притихшими лондонцами, закрывая даже солнечный свет. Они беспокойно переступали с ноги на ногу, повернув в ожидании свои головы в одном направлении.

Что-то долго они идут… а может быть, они все-таки передумали? И кто их обвинит за это? Среди нас нет ни одного, кто не сделал бы того же самого. Им всего-то надо сказать, что король стал в Англии папой, и только окончательный болван откажется произнести эти несколько слов во имя спасения от того, чтобы тебя разрубили на мелкие кусочки.

Почти такие же мысли бродили в головах Кромвеля, Риотсли и канцлера Рича, которые безуспешно пытались уговорить монахов покориться. Добровольно принять такие муки и из-за такой ничтожной причины было актом бессмысленной глупости, достойной обитателей сумасшедшего дома, за которую они заплатят полной мерой и даже сверх того. А если они примут присягу, их монастыри пощадят и они сохранят свои собственные жизни. Месть же папы не сможет достичь их из далекого Рима.

Но Кромвель и вся его банда были посрамлены людьми, которые оказались сильнее самих себя. Пройдя через месяцы нескончаемых пыток, когда губы у них бывали так разбиты и кровоточили, что не могли даже правильно произносить слона, монахи продолжали твердить одно: «Папа является потомком по прямой линии святого Петра, которому Христос сказал: «Следуя этой дорогой, я построю всю свою церковь». Так как же обычный мирянин, если даже он так высокороден и могуществен, как король, может возложить на себя эту власть, данную Богом не ему?» И никакие пытки, которые применялись к их истерзанным болью телам, не могли заставить их изменить хоть слово в этой их многократно и терпеливо повторяемой фразе.

В своей камере в Тауэре сэр Томас Мор стоял, крепко обняв свою любимую старшую дочь. Маргарет пока еще позволяли навещать его; сегодня она пришла специально, чтобы разделить с ним его боль. Кромвель приказал, чтобы монахов-картезианцев, приговоренных к казни, провели перед камерами сэра Томаса и епископа Фишера, с тем чтобы оба они могли оценить целительный вкус той тошнотворной пищи, которая скоро будет поставлена и перед ними, если они откажутся подписать акт о главенстве английского короля над церковью.

Епископ Фишер был одним из самых горячих сторонников Екатерины, а сэра Томаса Мора даже иностранцы, мало знавшие Англию, считали мудрейшим, неподкупнейшим человеком во всем христианском мире. Так что, если бы удалось сломить сопротивление этих двоих, это добавило бы много перьев на шляпы Генриха и Кромвеля. Если бы они отреклись от власти папы римского, кто еще в Англии посмел бы отстаивать ее? Даже леди Мария дважды подумала бы, прежде чем отказываться принимать присягу. Оппозиция королю распалась бы, как никому не нужная кучка дохлых мотыльков.