Дочь философа Шпета в фильме Елены Якович. Полная версия воспоминаний Марины Густавовны Шторх - [16]

Чекисты вышли на след «Национального центра» в июне 1919 года, когда при попытке перейти линию фронта был убит белый офицер, направлявшийся из Петрограда в штаб Северного корпуса. У него была найдена записка, адресованная генералу Александру Родзянко и подписанная «ВИК». Как им удалось выяснить, под инициалами скрывался некий инженер В.И. Штейнингер, кадет (отсюда и ВИК). На допросе Штейнингер сознался, что является одним из деятелей «Национального центра».

Одновременно в Вятской губернии был задержан курьер, который ехал в Москву из штаба Колчака с большой суммой денег для «Национального центра». В Москве он должен был передать деньги лидеру организации Николаю Щепкину (внуку знаменитого актера). На всякий случай ему дали также адрес супругов Алферовых. В ночь с 28 на 29 августа Щепкин и Алферовы были арестованы.

К несчастью, Александр Данилович оказался очень неумелым конспиратором. При обыске у него был найден список членов организации. Начались массовые аресты…

23 сентября 1919-го в газете «Известия» было опубликовано обращение ВЧК «Ко всем гражданам Советской России!». Сообщалось о раскрытии московского и петроградского отделений «Национального центра» и о расстреле Щепкина, супругов Алферовых, многих других…

Всего по делу «Национального центра» было расстреляно 67 человек.

В эти дни Марина Цветаева, бывшая алферовка, в своих записных книжках обратилась к Александре Самсоновне:

Не думала я, А. С., не думала я, 15-ти лет, (эсерка!), сидя за партой и с ненавистью следя за Вашей сухой, прямой, на английский лад фигурой, с мелком в руке, у доски – не думала я, что Вы 12 л<ет> спустя в октябре 19-го кончите – так, а я буду сидеть на корточках перед печкой и варить картошку!

Александре Самсоновне каким-то образом удалось переправить из лубянской камеры письмо-завещание своим ученицам. Его выучила на память дочь Шаляпина, Ирина, и передала всем:

Дорогие девочки! Участь моя решена. Последняя просьба к вам: учитесь без меня так же хорошо, как и при мне. Ваши знания нужны будут Родине, помните постоянно об этом. Желаю вам добра, честной и интересной жизни. А. Алферова.

Гимназический батюшка Александр Федорович Добролюбов отслужил по ним панихиду в храме Николы Явленного на Арбате. В церкви стоял сплошной плач…

Одна из гимназисток последнего «алферовского выпуска», будущий филолог Надя Реформатская, сходила в фотоателье на Кузнецком мосту и забрала последние фотографии Алферовых: они сфотографировались перед самым арестом, а взять снимки уже не успели. Так вместе и ушли в вечность.

В гимназии Надя вела дневники, по которым ее дочь Мария Реформатская реконструировала атмосферу этого замечательного московского места:

Алферовская гимназия, основанная в 1895 году, обладала сильным преподавательским составом, но славу ей составил, прежде всего, либеральный и интеллигентский дух, который исходил от педагогов Божьею милостью Алферовых… В отношениях между учениками и учителями ощущались доброжелательность и взаимное доверие. Со смущавшими юные души вопросами, вроде «можно ли жить без веры в Бога?» или «как воспринимать учение Толстого», ученицы приходили прямо к своему директору, а на уроках истории весной 1917 года бурно обсуждали, что же пригоднее для России: прежняя монархия, парламент английского типа или республика… В 1913 году алферовские гимназистки сочувственно встретили свежую новость: «Оправдан Бейлис!», принесенную Соней Унковской еще до опубликования в газетах; в марте 1917 ликовали, узнав об отмене смертной казни… Говорят, что на алферовских гимназистках всегда лежал какой-то особенный отпечаток: их узнавали не только по синим беретам, но по манере держать себя. Конечно, под этим следует понимать не внешний этикет поведения, а глубокую внутреннюю воспитанность, естественный такт и искреннюю благожелательность.

В своих «Записках уцелевшего» рассказал о том, как пережили в Москве гибель Алферовых, и князь Сергей Михайлович Голицын, который учился в уже бывшей алферовской гимназии, переделанной при советской власти в школу № 11 имени Льва Толстого:

Несколько дней спустя ошеломленные москвичи прочли их фамилии в списке расстрелянных. Без следствия! Без суда! В том списке значились и другие представители московской интеллигенции. Но прошло несколько лет, имена тех погибших потускнели, а ореол мученичества вокруг Александры Самсоновны и Александра Даниловича продолжал светить кровавым светом в стенах основанной ими гимназии. Их дух словно витал по классам, по коридорам, по залу. И ученики, подобно мне явившиеся в это здание уже после их смерти, от своих старших сестер твердо усвоили, какими благородными людьми были оба безвинно погибших.

И это преклонение, и эта боль от сознания, что погибли ни за что ставшие легендарными замечательные педагоги, прошли через все мои годы учения. Их смерть сплачивала между собой в более поздние времена бывших учеников. И когда, может быть даже полвека спустя, я встречался с теми, кто учился в алферовской гимназии, старше или моложе меня, то невольно в моем сердце возникало особенно теплое чувство к ее основателям. И наверное, неслучайно среди бывших алферовцев разных поколений так много оказалось тех, кто побывал в лагерях и кто там погиб.