Дочь дьявола - [100]

Арабелла жалобно вскрикнула, когда он прижал к ранам мокрую ткань. Губы Камала сжались, но больше он ничем не выказал, что слышит ее. Как только он подставил ей под ноги тазик, Арабелла с воплем подскочила.

— Сиди смирно, — велел он. Сжав ее плечи и выждав, чтобы она немного успокоилась, Камал снова вышел. Арабелла невидяще уставилась прямо перед собой.

«Какая нелепость, — думала она, превозмогая жгучую боль. — Сидеть здесь, как идиотка, с ногами в воде и ждать, пока он свернет мне шею. Судя по его виду, это произойдет довольно скоро!»

Она стянула бурнус и отбросила от себя. Зрелище, открывшееся глазам Камала, показалось ему почти комическим, и у него на губах заиграла невольная улыбка. Рас трепанная Арабелла, сердито откидывая непокорные локоны, обрамлявшие лицо и спадавшие на лоб, мрачно уставилась вдаль. В чрезмерно широком мундире она казалась похожей на ребенка, играющего в войну. Но улыбка тут же исчезла, когда Камал заметил, что вода в тазике покраснела.

— Ложись! — резко прикрикнул он.

— Зачем? — пролепетала Арабелла, неожиданно поняв, как беззащитна здесь, в пустынной местности, наедине с человеком, которого умудрилась довести до крайности.

— Какая жалость, — не отвечая, продолжал он, — что ты для своих проделок не сумела отыскать стражника, у которого сапоги были бы поменьше.

Он заставил Арабеллу лечь, сел рядом и, положив ее ноги себе на колени, осторожно смазал целебной мазью и забинтовал чистыми лоскутками.

— Ну вот, — пробормотал он, не глядя на нее. Арабелла провела языком по внезапно пересохшим губам.

— Что ты намереваешься сделать со мной, Камал? Камал поднял голову и словно впервые заметил ее бледность и темные тени под глазами.

— То, что ты натворила, Арабелла, — наконец вымолвил он тихо и сдержанно, — было настолько глупо, что, не знай я тебя, рассмеялся бы, услышав историю о женщине, переодетой солдатом и слоняющейся в одиночестве по оранской пристани. Неужели ты искренне верила, будто сядешь на корабль и благополучно отплывешь в Геную?

Арабелла мысленно признала его правоту, понимая, что лишь отчаяние заставило ее пойти на такое безрассудство, но его спокойный, чуть презрительный тон снова привел ее в неистовство.

— А ты решил, что я буду покорно ждать, пока мой отец отдаст сам себя на заклание? Что я встречу его в этом языческом прозрачном одеянии и стану спокойно наблюдать, как ты казнишь отца за несовершенное преступление?

Долго сдерживаемое бешенство наконец прорвалось, и Арабелла вскочила, упершись в бока кулаками.

— И как вы намерены поступить, господин ? Снова изобьете меня, чтобы утвердить свою власть и силу? Жаль, что вы появились на пристани! Ну что такое еще одно насилие? Возможно, ваш братец проявил бы милосердие и, насытившись, попросту прикончил меня!

Кровь оглушительно стучала в висках Камала. Он медленно поднялся.

—Убивай, мне все равно—взвизгнула она.

Ненавижу!

Он схватил Арабеллу за руки и начал трясти, пока ее голова не упала на грудь. У девушки не осталось сил сопротивляться, и, когда Камал привлек ее к себе, она, положив голову ему на плечо, прерывисто прошептала:

— Я ненавижу тебя… ненавижу…

Он почувствовал, как она сжалась, когда его руки скользнули у нее по спине, и проклял себя и собственную жестокость.

— Лелла здорова?

Камал в первую секунду не понял, о чем она спрашивает, и недоуменно нахмурился.

— Да, с ней все хорошо. Родила мальчика, как две капли воды похожего на отца.

— Тогда она счастлива.

— Очень.

Он мягко подтолкнул Арабеллу на подушки и стал расстегивать ее сорочку.

— Собираешься снова изнасиловать меня? — прошипела она, оцепенев от негодования.

Руки Камала замерли. Наконец, сжав ее подбородок, он развернул Арабеллу, чтобы взглянуть ей в глаза.

— Насилие, Арабелла? Значит, ты хочешь намеренно извратить все, что случилось между нами в ту ночь? Снова продолжаешь лгать и изворачиваться? Ведь ты хотела меня так же сильно, как я — тебя! Неужели не помнишь, как безоглядно отдавалась, какой была влажной и горячей… для меня? Можно многое изобразить, Арабелла, только не трепет страсти, который я ощущал, когда был глубоко в тебе.

— Перестань! Я не хочу тебя слушать! Все это ничего не значило, ничего! Я только…

Но он заглушил лихорадочные выкрики поцелуем, и прикосновение ее свежего рта словно выпустило на волю всю ярость, весь страх, неотступно терзавшие его эти несколько часов. Он сжал ее голову ладонями, вынуждая Арабеллу принять его безжалостный поцелуй, заставил ее приоткрыть губы и впустить его язык, сознавая, что причиняет боль, сминает нежную плоть. Но гнев неожиданно растворился в исступленном желании. Поцелуй уже не был наказанием и превратился в нежную ласку. Камал неспешно обольщал ее губами и языком, осыпал поцелуями лицо, закрытые глаза, кончик носа. Его рука легла ей на живот, слегка погладила, и сопротивление Арабеллы как по волшебству растаяло, когда его пальцы скользнули ниже, к поросшему завитками холмику.

— Нет, — тихо простонала Арабелла, всем телом прижимаясь к нему. Он медленно ласкал ее лоно, и она затрепетала в языках чувственного пламени.

— Ты льнешь ко мне, сага, — тихо пробормотал он. — Я хочу любить тебя, Арабелла, знать, что ты откроешься лишь мне одному, пить твою сладость!