Дочь Дома - [59]

Он долго молчал. Мора смотрела на него. Он был огорчен, но не удивлен… В глубине сердца Том все понимал. Отсутствие удивления и придавало ему такое спокойствие. Она увидела, как повисла его рука, державшая сигарету. Это выдавало его поражение и смирение.

— Я выложил тебе мои причины, по которым хотел бы продолжать наши отношения, — сказал он.

— Да, но это было десять дней тому назад… Мне не надо было приезжать сюда. Тебе следовало бы понимать, что я сохраню свое влечение к нему. Даже если бы я была ослеплена, оно со временем все равно пробудилось бы во мне. Это несправедливо и нечестно по отношению к тебе. Но я не могу иначе, и поэтому уезжаю. Ничего не могу с этим поделать.

Он еле заметно пожал плечами:

— Это была также и моя ошибка. Брак по расчету не бывает удачным, когда один из двоих любит кого-то другого, как ты любишь Джонни. Это не был бы брак по расчету.

— Ну, брак по взаимной привязанности и уважению. Это не порождает любовь.

Он швырнул сигарету в мокрую траву:

— Мне хотелось полюбить тебя, Мора… Заставить себя полюбить. Я думаю, ты великолепна с твоей одержимостью. Один твой вид: ты полуодета, на тебе дурацкие туфли, которые ты испортила… Ты прибежала, чтобы прокричать мне о своей любви. Кроме этого, тебе наплевать на все остальное в целом мире.

— Да, ты прав — мне наплевать.

— И я не люблю тебя, не так ли? Даже при всем желании — я не могу так же одержимо полюбить тебя. Поэтому ты вполне свободна уйти. Не существует никаких обязательств. Не совершено никакого преступления.

— Да, но я виню себя.

— О, не притворяйся, Мора! Ты женщина, которая любит. Тебе не надо винить себя ни в чем. В твоем сердце есть место только для одного, и этот единственный человек — Джонни.

— Это правда. Но для тебя это такая горькая проза жизни.

— А почему бы и нет? Я больше не романтичный мальчик. Десять лет назад я стал бы протестовать и клясться, что люблю тебя. Я наделал бы шуму. Но время поднимать шум давно прошло, когда я впервые увидел тебя и Джонни вместе. Я потерял тебя даже раньше… Я потерял тебя в тот день, когда вы с ним встретились. Только последний дурак поднимает шум из-за того, что уже навсегда потеряно.

Он выпрямился:

— Я возвращаюсь домой.

Она осталась у стены и смотрела, как он садился на кобылу. Вдруг она подбежала к нему:

— Том!

— Да?

— Что ты будешь делать?

— Когда? Сейчас?

— Когда я уеду?

— Откуда, черт возьми, мне знать?

— Ты женишься на ком-нибудь?

— Боже милостивый… О чем тебе взбрело в голову спросить меня! Я позабочусь о себе, Мора. Я к этому привык.

Он повернул лошадь и быстро поскакал по тропе между деревьями. Она смотрела ему вслед, пока он не исчез… Потом последовала за ним, дивясь тому, что наделало ее раннее пробуждение в это прекрасное летнее утро.

VI

Мора ждала в течение часа в кабинете отца в Темпле. Она сидела в кресле перед столом, сложив руки на коленях. Теперь, когда пришло время увидеться с ним, она неожиданно стала спокойной. Может, это от усталости после путешествия, а может, избыток эмоций достиг своего потолка. Что бы там ни было, это придало ей чувство уравновешенной холодности. Она откинулась на спинку кресла. По Темплю разносились знакомые предвечерние звуки. Было тепло. Ей казалось, что слышно даже жужжание насекомых среди высоких сорняков на пустыре.

Она не сообщила отцу о своем приезде… Том позвонил в Дублин и заказал ей место в самолете. Ее отъезд не вызвал смущения. Но эти последние часы окончательно убили страсть в Томе. Она знала, что он поймет и простит ее, и его жизнь будет продолжаться в Ратбеге по-прежнему. Он станет холоднее и отчужденнее, чем прежде, более благоразумным и менее склонным к импульсивным поступкам. Но он был добр. Она почувствовала стыд, когда вспомнила о его доброте. Том принял вину за все это на себя, облегчил ее отъезд, сказав ради нее Джеральду какую-то полуправду.

Сонливый послеполуденный воздух, солнечный свет, пронизавший гардины, которые, казалось зашевелились внезапно и задвигались при звуках голоса ее отца в соседней комнате… Мора почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо; она наклонилась вперед, глядя на дверь. Десмонд пришел сразу же, как только ему сообщили о ее приезде. Она уловила перемену в его тоне еще до того, как отец нетерпеливо загремел дверной ручкой.

Он громко захлопнул за собой дверь, одновременно глядя на нее:

— Мора, почему ты вернулась?

— Пожалуйста, войди и садись, — сказала она. — Я должна поговорить с тобой.

Он не обратил на это внимания, подошел и встал у стола, не спуская с нее глаз.

— Что-нибудь случилось? — снова спросил он.

— Я вернулась, потому что не выйду замуж за Тома.

Когда она проговорила это, он отпрянул от нее. Она увидела не предполагаемый гнев, а боль. Десмонд положил на стол шляпу и отвернулся. Казалось, он не знал, как себя вести. Мора смотрела, как он подошел к своему креслу, выдвинул его. Но не сел; он направился к окну и встал там. В этом ракурсе, на фоне летнего неба, его тело казалось огромным и массивным. Руки в карманах, пиджак скорбно топорщится на спине.

— Я полагаю, это из-за того парня, Седли? — проговорил он.

— Да.

— Он написал тебе? Он хочет тебя увидеть?