Дочь «Делателя королей» - [65]

Я точно знаю, что королева никогда не забывает своих врагов. Я подозреваю, что она до сих пор считает нас своими врагами. По просьбе мужа она встретила нас с Изабель с прохладной вежливостью и предложила места при себе. Но ее улыбка, когда она видит, что мы обе сидим рядом друг с другом в каменном молчании, или когда Эдуард призывает Джорджа вспомнить бой, а потом запинается, потому что в тот день Джордж был на другой стороне, показывают мне, что королева никогда не забывает своих врагов и никогда не прощает их.

Я имею право отклонить предложение королевы, так как Ричард сообщает мне, что большую часть времени мы будем жить на Севере. Моя доля наследства наконец передана ему. Джордж забирает другую половину, и Ричард хочет принять управление обширными северными землями, чтобы заниматься ими лично. Он хочет заменить моего отца на Севере и подружиться с моими родичами Невиллами. Они будут расположены к нему из-за моего имени и любви к моему отцу. Если он будет относиться к северянам хорошо, честно и открыто, как требует их гордость, он станет на Севере Англии независимым князем, и мы превратим наши замки в Шериф Хаттоне и Миддлхэме, а так же дома в Йоркшире в настоящие дворцы. Я принесла ему в приданое красивый замок Барнард в Дареме, и он обещает, что мы будем жить за могучими стенами, которые возвышаются над рекой Тис и Пеннинскими горами. Город Йорк, который носит имя его семьи и всегда был для него домом, станет нашей столицей. Мы принесем величие и богатство на Север Англии людям, которые готовы любить Ричарда за то, что он принц Дома Йорков, и которые уже любят меня, потому что я Невилл.

Эдуард поощряет его замысел. Он искал человека, который защитит границы Англии против шотландцев и сохранит мир на Севере, и нет никого, кому бы он доверял больше, чем младшему брату.

Но у меня есть еще одна причина отказаться от приглашения жить при дворе, самая лучшая из причин. Я делаю реверанс королеве и говорю:

— Ваша светлость, извините меня, но я…

Она кивает головой.

— Конечно. Я понимаю.

— Понимаете? — мне сразу приходит в голову мысль, что она увидела наш разговор в колдовском зеркале, и я не могу сдержать дрожь.

— Леди Анна, я же не дурочка, — говорит она спокойно. — У меня самой было семь младенцев, и я вижу, когда женщина не может проглотить свой завтрак, но при этом толстеет, как хлеб в печи. Мне было интересно, когда вы захотите сообщить мне. Ваш муж уже знает?

Я чувствую, что все еще задыхаюсь от страха перед ее всеведением.

— Да.

— И он очень доволен?

— Да, Ваша светлость.

— Он будет надеяться на мальчика, для такого большого наследства ему нужен граф, — удовлетворенно говорит она. — Это будет благословением для вас обоих.

— Но если родится девочка, я надеюсь, вы станете крестной матерью?

Я должна попросить ее об этом, ведь она королева и моя сестра, а она должна согласиться. Я не чувствую ни малейшей искры любви к ней, и не думаю, что она искренне благословит меня и моего ребенка, но я удивляюсь выражению доброты на ее лице, когда она кивает:

— Я была бы рада.

Я поворачиваюсь так, чтобы ее фрейлины могли слышать меня. Среди них, склонившись над шитьем, сидит моя сестра. Изабель старательно делает вид, будто она не слышала ни слова из нашего разговора, но я уверена, что она жаждет поговорить со мной. Я не могу поверить, что Изабель останется равнодушной при новости о моем первом ребенке.

— Если у меня родится девочка, я назову ее Элизабет Изабель, — я сама слышу, как спокойно и ясно звучит мой голос.

Голова моей сестры поворачивается к окну, она смотрит на снежные вихри, делая вид, что совершенно безразлична. Но, услышав свое имя, она оглядывается.

— Элизабет Изабель? — повторяет она.

Впервые она заговаривает со мной, с тех пор, как я явилась ко двору в качестве самозваной невесты.

— Да, — смело отвечаю я.

Она приподнимается со своего места, а затем садится обратно.

— Ты назовешь свою дочь Изабель?

— Да.

Я вижу, как меняется ее лицо; наконец она встает и идет ко мне от королевы и ее дам.

— Ты назовешь ее в мою честь?

— Да, — говорю я просто. — Ты будешь ее тетей и, надеюсь, будешь любить ее и заботиться о ней. И… — я не решаюсь продолжить. Конечно, Изабель лучше всех в мире знает, как я должна бояться родов. — Если со мной что-нибудь случится, я надеюсь, ты вырастишь ее, как собственное дитя, и… расскажешь о нашем отце, Иззи… обо всем, что произошло. О нас… и как все пошло не так…

Изабель на мгновение отворачивает лицо, пытаясь сдержать слезы, но потом она раскрывает объятия, и мы бросаемся друг к другу, смеясь и плача одновременно.

— Ох, Иззи, — шепчу я. — Я так не хотела воевать с тобой.

— Извини, Энни, мне так жаль. Я не должна была так себя вести, я не знала, что мне делать, все произошло так быстро. Мы должны были получить целое состояние… так сказал Джордж… и потом ты убежала…

— Мне тоже очень жаль, — говорю я. — Я знаю, что ты не могла идти против своего мужа. Теперь я лучше понимаю тебя.

Она кивает, но не хочет говорить о Джордже. Жена обязана повиноваться мужу, она обещала ему это в день свадьбы перед Богом; муж может распоряжаться ею, как угодно, ему на это дал право священник и весь мир. Изабель принадлежит Джорджу так же, как его слуги и лошади. Я тоже обещала повиноваться Ричарду, как своему господину наравне с последней кухаркой. Женщина слушается мужа, как холоп своего сюзерена — таков закон людской и Божий. Даже если она считает, что он не прав. Даже если она уверена, что он не прав.