Дочь часовых дел мастера - [109]

Она догнала детей, и те, по очереди перебравшись через деревянный, обвитый плющом перелаз, пошли вдоль кромки воды к западу. В одном месте у берега была пришвартована красная лодка, длинная – на таких обычно ходили по каналам, – и Джульетта вспомнила, что где-то поблизости раньше была то ли запруда, то ли шлюз. И подумала, что надо будет устроить туда вылазку с детьми. Именно это предложил бы Алан, будь он здесь, и сказал бы: до чего же здорово, что им представилась возможность увидеть действующий шлюз.

Похожий на морского волка человек с бородкой и в фуражке с козырьком кивнул им с задней палубы лодки, Джульетта кивнула ему в ответ. «Да, – подумала она, – все-таки я правильно сделала, что приехала с детьми в Берчвуд-Мэнор. Здесь им наверняка будет лучше, чем в городе; к тому же перемена места поможет забыть пережитые потрясения».

Мальчишки потрусили впереди, а Беа пошла шагом рядом с матерью.

– Когда вы приезжали сюда на медовый месяц, вы тоже гуляли по берегу?

– Конечно.

– А эта тропа к причалу?

– Она самая.

– К моему причалу.

Джульетта улыбнулась:

– Да.

– Почему вы поехали сюда?

Она искоса посмотрела на дочь.

– В эту деревню, – уточнила Беатрис. – В медовый месяц. Разве обычно люди ездят не к морю?

– А, ты вот о чем. Не знаю. Столько лет прошло, трудно вспомнить.

– Может, вам кто-то о ней рассказал?

– Может быть.

Джульетта наморщила лоб, вспоминая. Странно, какие-то события тех дней она помнит в деталях, а какие-то начисто стерлись из памяти. Беа права: скорее всего, кто-то – друзья друзей – надоумил их, а то и подсказал название местного паба. В театре всегда так бывало. Какой-нибудь разговор в гримерке, или в перерыве между читкой пьесы за сценой, или, скорее всего, у Берардо за пинтой пива.

Как бы то ни было, они позвонили в «Лебедь» по телефону, взяли номер и сразу после свадебного обеда приехали сюда из Лондона. Где-то между Редингом и Суиндоном Джульетта потеряла свою любимую ручку – именно такие мелочи и застревают в памяти так, что ничем не вытравить, – да и вся поездка на поезде помнилась ей настолько отчетливо, будто это было вчера. Последнее, что она тогда записала у себя в блокноте, – короткая, наспех составленная заметка о терьере породы вестхайленд, который сидел на полу по ту сторону прохода, у ног хозяина. Алан, всегда любивший собак, уже разговорился с хозяином, мужчиной в зеленом галстуке, и тот без конца твердил о диабете бедного мистера Персиваля и об уколах инсулина, которые тому надо делать постоянно, чтобы он чувствовал себя хорошо. Джульетта записывала – во-первых, по привычке, во-вторых, потому, что человек был ей симпатичен и так и просился в пьесу, которую она собиралась когда-нибудь написать. Но тут на нее навалилась такая тошнота, что пришлось срочно бежать в туалет, потом объясняться с удивленным и встревоженным Аланом, ну а потом они прибыли в Суиндон, и в суете высадки она забыла в вагоне свою ручку.

Джульетта поддала ногой небольшой круглый камешек и проследила, как он, проскакав по траве, плюхнулся в воду. Дощатый причал был уже рядом. При свете дня она увидела, что он совсем обветшал за последние двенадцать лет. Тогда они с Аланом вдвоем сидели бок о бок на его дальнем краю, окуная пальцы босых ног в воду; теперь Джульетта не рискнула бы ступить на него даже одна.

– Это он?

– Тот самый.

– Повтори мне еще раз, что он сказал тогда.

– Он был в восторге. Сказал, что наконец-то у него будет своя маленькая девочка, о которой он так давно мечтал.

– Да ну.

– Ну да.

– Ты все выдумала.

– Нет, не выдумала.

– А какая была погода?

– Солнечная.

– Что вы ели?

– Сконсы.

– А как он узнал, что я буду девочкой?

– А-а… – протянула Джульетта с улыбкой. – Ты поумнела с тех пор, как я рассказывала тебе эту историю в прошлый раз.

Беатрис опустила голову, чтобы не показать, как она довольна словами матери, и Джульетте вдруг так захотелось обнять свою колючую девочку-женщину, пока еще можно. Но она знала, что этот жест не будет оценен.

Они пошли дальше. Беатрис сорвала одуванчик и стала легонько дуть на него, развеивая пушистые летучие семена в разные стороны. Получилось неожиданно красиво, как во сне, и Джульетте захотелось сделать то же самое.

Беатрис спросила:

– А что ответил папа, когда ты сказала ему, что мы переезжаем сюда?

Джульетта задумалась над ответом; она пообещала себе всегда быть честной со своими детьми.

– Я ему еще ничего не говорила.

– А как ты думаешь, что он скажет?

Что она спятила? Что они городские ребятишки, такие же, как он сам? Что она всегда была р-романтической?.. Знакомая, полузабытая трель прозвенела над ними, Джульетта замерла и знаком показала дочери сделать то же самое.

– Слушай!

– Кто это?

– Ш-ш-ш… жаворонок.

Несколько секунд они стояли молча – Беатрис щурилась в голубое небо, высматривая затерянную в высоте птицу, а Джульетта вглядывалась в лицо дочери. Сосредотачиваясь, Беа особенно сильно была похожа на Алана: та же легкая морщинка над римским носом, те же густые сведенные брови.

– Вон он! – вскрикнула Беа, показывая пальцем и широко распахивая глаза. Жаворонок действительно был теперь виден – он летел к земле, словно одна из зажигательных бомб герра Гитлера. – Эй, Рыж, Типпи, глядите!