Дочь болотного царя - [85]

– Что это? – прошептала я.

– Гвиингва’ааджи.

Росомаха.

Я поплотнее закуталась в одеяло. Отец часто говорил, что росомахи очень злые и охотятся на все подряд: на белок, бобров, скунсов, нападают на больных либо раненых оленей или лосей. Даже маленькую девочку могут съесть.

Гвиингва’ааджи пробралась во двор. Шерсть у нее была длинная, лохматая и черная. Я отшатнулась. Гвиингва’ааджи подняла голову, посмотрела прямо на мое окно и крикнула.

Я ойкнула и бросилась к кровати. Отец подобрал мое одеяло, укрыл меня, вытянулся на нем рядом со мной, обнял меня и рассказал веселую историю про Росомаху и ее старшего брата Медведя. И крики росомахи уже не казались мне такими страшными.

Теперь я знаю, что росомахи появляются в Мичигане крайне редко. Некоторые говорят, что их вообще здесь нет, и не важно, что Мичиган прозвали Штатом Росомахи. Но воспоминания не всегда связаны с фактами. Иногда только с чувствами. Отец дал моему страху имя, и я больше не боялась.

Я смотрю на него сверху вниз. Да, я понимаю, что он творил ужасные вещи. Он может провести за решеткой сотню пожизненных сроков, но чаши правосудия все равно никогда не придут в равновесие. Но в ту ночь он был всего лишь папой. Моим папой.

– Хорошо, – говорит он. – Ты выиграла. Все кончено. Я уйду. Обещаю: я не буду приближаться к тебе или твоей семье.

Он поднимает руки ладонями вперед и встает. «Глок» в моей руке по-прежнему смотрит ему прямо в грудь. Я могла бы его отпустить. Видит бог, я не хочу делать ему больно. Я люблю его несмотря на все, что он сделал. Когда я отправлялась искать его этим утром, я думала, что хочу вернуть его за решетку, и до сих пор так думаю. А еще я осознаю, что наша с ним связь куда глубже, чем я когда-либо представляла. Возможно, на самом деле я пошла его искать, потому что хотела увидеть его в последний раз перед тем, как он исчезнет. Может быть, этого достаточно. Он обещает, что уйдет. Говорит, что все кончено. Не исключено, и правда кончено.

Вот только его обещания гроша ломаного не стоят. Я думаю о вендиго, который не может насытиться убийствами и постоянно рыщет в поисках новых жертв. О том, что с каждой съеденной жертвой он становится все больше и не может наесться. И если бы люди не убили его, он уничтожил бы всю деревню.

Я снимаю предохранитель.

Отец смеется.

– Ты не убьешь меня, Банджии-Агаваатейяа.

Он улыбается и делает шаг мне навстречу.

Банджии-Агаваатейяа. Маленькая Тень. Напоминание о том, что я вечно ходила за ним по пятам. И, как и его собственная тень, всецело принадлежала ему. И без него меня просто нет.

Он разворачивается, чтобы уйти. А затем вдруг тянется себе за спину, вынимает второй «глок» и засовывает в джинсы спереди. Его походка становится увереннее. Как будто он и в самом деле верит, что я его отпущу.

Я издаю два коротких и низких звука. Рэмбо вскидывает голову и напрягается. Он готов выполнить любое мое поручение.

Я жестом отдаю ему команду.

Рэмбо бросается на отца. Тот порывисто оборачивается, выхватывает «глок» и стреляет. Это выстрел наугад. Рэмбо прыгает на него и хватает зубами за руку. Отец роняет «глок» на землю.

Он изо всех сил бьет Рэмбо кулаком в бок. Хватка Рэмбо ослабевает. Отец снова бьет его, а затем бросается на меня. Я не двигаюсь, но в последнюю секунду вскидываю закованные руки у него над головой и, когда он врезается в меня, опускаю их до талии, так что он оказывается в ловушке, с руками, крепко прижатыми к бокам. Мы падаем на землю. Я нацеливаю дуло «глока» ему в спину, пытаясь рассчитать так, чтобы пуля убила его, но не задела меня.

И в этот момент его тело внезапно расслабляется, как будто он понимает, что все кончено и есть только один возможный финал.

– Манайивин, – шепчет он мне на ухо.

Уважение. Я слышу это слово второй раз в жизни. И тут на меня снисходит умиротворение. Я больше не его маленькая тень. Я равна ему. И свободна.

– Ты должна сделать это, – говорит мне Кусто.

– Все в порядке, – добавляет Калипсо. – Мы понимаем.

Я киваю. Убить его – это правильно. Это единственное, что я могу сделать. Я должна убить отца – ради моей семьи. Ради мамы. И еще потому, что я – дочь Болотного Царя.

– Я тоже тебя люблю, – шепчу я и спускаю курок.

28

Пуля, которая убила отца, попала мне в то же плечо, которое он до этого прострелил, и, учитывая все возможные варианты, это не так уж плохо. Вышло бы намного хуже, если бы обе мои руки оказались повреждены. И все же мое выздоровление веселым не назовешь. Операция, терапия, еще операция и снова терапия. Видимо, плечо – не лучшее место для раны. Врачи говорят, что, судя по всему, со временем подвижность левой руки полностью восстановится. Тем временем Стивен и девочки уже привыкли к моим одноруким объятиям.

Мы сидим вокруг могилы моей матери. Ясный весенний день. Светит солнце, бегут облака, поют птицы. На скромном надгробии стоит ваза, полная желтых калужниц и голубых ирисов. Внучки, которых я назвала в честь ее любимых цветов, расположились у нее в ногах.

Цветы – это моя идея. А прийти сюда – идея Стивена. Он сказал, что девочкам пора больше узнать о бабушке, и, если они будут сидеть рядом с ее могилой, когда я начну рассказывать им истории о маме, это произведет на них большее впечатление. Я в этом не уверена. Но семейный психолог, к которому мы ходим, считает, что обе стороны должны идти на компромисс, чтобы с нашим браком все было хорошо, и вот мы здесь.