Дочь бакенщика - [61]

Ильсеяр возилась долго. Камень под ее рукой постепенно покрывался неровными буквами. Яркие лучи взошедшего солнца упали на камень, и в их сиянии какими- то особенно красивыми показались даже и эти буквы. Когда красноармейцы, закончив работу, остановились у камня, они увидели нацарапанную на нем надпись:

ЭТО МОГИЛА ДЕДУШКИ

ОН ПОГИБ ЗА РЕВОЛЮЦИЮ

ПРОЩАЙ, ДЕДУШКА

Глава 16 Кто же он?

В дни тяжелого горя человеку всегда легче, когда рядом с ним есть близкие люди. Ильсеяр же осталась совсем одна и не знала, куда приклонить голову. Хорошо еще, здесь был Уметбаев. Однако и он все убегал к командиру.

Грустная и одинокая, брела Ильсеяр меж разбитых на берегу палаток. Среди них сновали красноармейцы в потрепанных шинелях, обросшие, с заскорузлыми руками. Девочка постояла у помеченных красными крестами зеленых палаток, в которых лежали раненые. Понаблюдала, как хлопочут над ними приветливые санитарки. Потом пошла к пленным. Подняв воротники и засунув руки в рукава шинелей, они лежали на земле как попало. Вокруг них по-прежнему стояли часовые.

Ильсеяр поискала глазами того человека в серой шинели, который показался ей знакомым. Однако его среди офицеров уже не было.

Ильсеяр обратилась к часовому, который попросил ее давеча принести воду для пленных:

— Дяденька, а тот солдат где?

— Он теперь не солдат, красноармеец. Добровольно вступил в Красную Армию.

— А где другие солдаты?

— Другие… Другие убиты в бою. Но их и было немного. Это ведь штаб. А в штабах солдат мало бывает. Солдаты — они воюют, в штабе же — все больше офицеры да золото, награбленное ими в городских банках.

— А ведь тот, который записался в Красную Армию, тоже солдатом был?

— Он, милая, денщиком был. Ну, как тебе объяснить? На побегушках у офицеров был, сапоги им чистил и все такое…

— А я, дяденька, видала его где-то. Только не помню где. Может, он из здешних мест?

— О-о, нет. Не здешний он, барышня. Ты не могла его видеть. Дальний он, питерский.

— А все-таки я его где-то видела, — настаивала на своем Ильсеяр.

Часовой заинтересовался:

— А зачем он тебе нужен, барышня?

— Да нет, не нужен, — ответила Ильсеяр, а сама, дождавшись, когда освободится Уметбаев, который что-то рассказывал командиру, показывая на окрестные деревни, заговорила с ним о том же: — Джумагул-абы, ты не знаешь того солдата?

— Да нет, что-то не встречал…

Но где могла видеть Ильсеяр этого узкоглазого, низколобого человека в серой шинели?..

Желая отделаться от преследовавшей ее мысли, Ильсеяр пошла в будку и разбудила спавшую на окошке Фатиму.

— Вот мы и остались без дедушки, Фатима, — печально сказала она. — Без дедушки, поняла? Эх, ничего ты не понимаешь…

Она опять уложила кошку на подоконнике и, всхлипывая, пошла вниз к пещере, где сидел взаперти Актуш. Собака не то что кошка, она все чувствует.

Актуш и в самом деле лежал понурый и даже не шевельнулся, когда к нему подошла Ильсеяр. Ильсеяр присела подле него и повторила все те же, гложущие ее сердце слова: «Остались мы без дедушки, Актуш», — и погладила его по голове.

Актуш, который в другое время прыгал, визжал бы от удовольствия, не обратил на ласку и внимания. Ильсеяр очистила его хвост от прицепившихся репейников, повела с собой к берегу и села на камень у самой воды. Она обняла за шею собаку и безмолвно устремила глаза на реку.

Белая, Белая!

Как безмятежно, спокойно и красиво она течет! Мерцающее сияние разлилось по всей ее глади. Резко вскрикивая, летают над ней чайки. Все как прежде. Крутые берега, дремучие леса, горы — все на своем месте. Нет только дедушки. Нет дедушки, который только вчера еще в это же время с пойманной рыбой в руках, довольный, поднимался вон по той тропинке.

Ильсеяр склонила голову на шею Актуша и горько заплакала: «Дедушки только нет, Актуш…»

В эту минуту там, наверху, красноармейцы в несколько голосов запели «Интернационал». Ильсеяр перестала плакать. Перед мысленным ее взором встали заключенные, певшие эту песню в тюрьме. Ильсеяр казалось, что они сейчас тоже поют вместе с красноармейцами.

Рассказать бы сейчас друзьям в тюрьме о гибели дедушки… Эх, вскочить бы на белого коня, который стоит у палатки и все переступает ногами, крикнуть красноармейцам: «Айда, дяденьки, к тюрьме! Я знаю, где тюрьма. Там томятся революционеры!» — и повести их за собой…

Тут в голове Ильсеяр мелькнула мысль, что, действительно, надо рассказать о тюрьме командиру, и она полезла по откосу наверх. Там, как будто навстречу ей, из палатки вышел командир. Он оглянулся кругом и крикнул:

— Тарасов!

Молодой боец, лихо плясавший неподалеку в кругу красноармейцев, сразу остановился и подбежал к командиру. Тот отдал ему какое-то распоряжение. Боец взял под козырек и побежал к палаткам.

Командир, заметив Ильсеяр, подошел к ней и опустился рядом на тронутую осенью, желтеющую траву.

— Ну, Ильсеяр, пока я могу порадовать тебя вот чем: желание твое исполнилось. С нынешнего дня ты воспитанница нашего батальона.

Ильсеяр, с огромным интересом следившая за сестрами, которые ухаживают за ранеными красноармейцами, перевязывают их, сказала Уметбаеву, что она охотно помогала бы сестрам, если бы ей позволили…