Добыча тамо... - [6]

Им было невдомек, что в шестнадцатом-семнадцатом веке у покойников меняли золотые, серебряные, медные нательные кресты на специальные деревянные, а тело перед погребением заворачивали в саван - по обычаю в гробу все должно быть тленно. Никаких сокровищ вплоть до 19 века в русских погребениях быть не может. Это уже потом могли положить в гроб во всех орденах, оставить в склепе шпагу, не снимать с покойника дорогие кольца и перстни, что вызвало, кстати,

после революции массовое разграбление семейных усыпальниц и родовых склепов.

Однако по большому счету "могильные" ценности кладами считать нельзя, и вообще нарушать вечный покой мертвеца, даже если он скончался много веков назад, как-то не очень хорошо. Летом двухтысячного года, выехав в очередную экспедицию, мы наткнулись в глухом уголке Владимирской области на ужасающую взгляд картину. На высоком песчаном обрыве над пересохшей речкой высился остов церкви, судя по архитектуре семнадцатого века. Немного поодаль, на другом бугре, можно было различить заросшие старыми деревьями руины каких-то строений, по рассказам местных - барской усадьбы. Живописный, милый сердцу уголок. Однако в километре от церкви проходила строящаяся автотрасса "Холмогоры". И прораб участка послал людей с самосвалами и экскаватором брать песок из церковного холма. И началось... За неделю вывезли половину холма, на котором, кроме церкви, расположилось старинное русское кладбище с белокаменными надгробиями начала семнадцатого века. Его-то и разрушали теперь дорожники. Снизу хорошо были видны торчащие из разрытого обрыва остатки гробов, а прямо под гусеницами экскаватора валялись раздавленные черепа, кости, обрывки ткани, обломки каменных крестов. Зрелище было до того нестерпимое, что... В общем, как говорится милицейским языком, экскаваторщику были нанесены "легкие телесные повреждения", а прорабу, похоже, пришлось залечивать сломанные ребра. После этого мы наведывались на это место еще несколько раз, обязательно проверяя - не пригнали ли туда экскаватор снова. Мера воздействия оказалась эффективной, и разрушение кладбища остановилось. Но костей из разрытых всяческими мародерами склепов, могил и курганов видеть мне пришлось немало.

Искать лучше все-таки не на кладбищах.

Например, огромное количество кладов оставило население городов и селений Руси во время татаро-монгольского нашествия.

В Рязанской области под высоким берегом Оки есть деревушка под названием Старая Рязань. Полсотни окруженных яблонями деревянных домов, невысокая церковь, пристань для парома. Это название досталось деревне от процветающего древнерусского городка, обнесенного валами, столицы рязанского княжества. Кольцо из трех десятиметровых валов и непроходимые рвы сохранились и поныне. Во времена "батыева нашествия" Старая Рязань выдержала четырехдневную осаду - это известно из "Слова о погибели Земли Русской".

Потом все-таки пала. В живых из защитников и жителей города почти никого не осталось. Евпатий Коловрат, былинный герой, застал лишь тела и дымящиеся развалины. За семьсот лет, прошедшие с тех времен, на городище было найдено девять кладов, а так как занимает оно не один гектар, то неизвестно, какие еще сокровища таятся в глубоком культурном слое древнего русского города.

Если археологи начинают масштабные раскопки в центре Москвы, то почти всегда следует ожидать, что будет найден клад, а чаще всего и не один. В широко известном глубоком раскопе на Манежной площади было найдено сразу два крупных клада, помещенных хоть и разными людьми и с промежутком в несколько веков, но практически в одно и то же место.

Судя по находкам, клад в те времена мог спрятать кто угодно. Кузнец прятал свои железные изделия, ювелир - украшения, купец - деньги, воин - оружие. В каменном веке укрывали кремневые топоры, ножи, наконечники стрел. Таких "производственных" кладов только в Подмосковье найдено около десятка. И не следует думать, что эти еле обработанные камни ничего не стоят - за иной каменный топор можно получить не меньше, чем за такой же золотой.

Кроме того, в России было несколько периодов, когда население городов и сел добровольно ли, принудительно ли несло скопленные ценности и сдавало их государственной казне. Так было в 1609-1611 годах, когда по всей Руси собиралось омское ополчение, так было в после первых

поражений русской армии в Северной войне, когда с церквей снимались колокола для переплавки в пушки, а из монастырей вывозились веками скопленные ценности. Другое дело, что колокольная медь никак на пушки не годилась, и пролежали снятые и разбитые колокола аж до Екатерины I. И не случайно, что эти времена также оставили после себя множество кладов.

В 1898 году каменщики, ремонтировавшие хоры Великой церкви (Успенского собора) Киево-Печерской лавры наткнулись в стене на заложенную кирпичом и заштукатуренную нишу, в которой оказался богатейший клад России. Он и сегодня остается самым богатым кладом страны. В нише стояли четыре больших оловянных ведра и двухведерная деревянная кадушка, доверху наполненные золотыми и серебряными монетами. В кладе насчитали 16079 монет, медалей, жетонов, из них 6184 золотых весом больше 27 килограммов и 9895 серебряных, которые весили 273 с половиной килограмма. Это был типичный клад "длительного накопления" - монастырская казна, спрятанная от "птенцов гнезда Петрова", объезжавших монастыри в поисках ценностей. Все монеты этого клада были иностранными - начиная от античных. Многие оказались с русской надчеканкой. Такие монеты в семнадцатом-восемнадцатом столетиях называли ефимками: от западноевропейского названия "иоахимсталер".