Добрый деловой человек - [95]

Путь ему неожиданно преградила новая секретарша. Эта тридцатилетняя миловидная женщина, появившаяся в Солнечном недавно, приехавшая из Ташкента (Азизян утверждал: Шемякин ее и привез), отличалась потрясающей безвкусицей. Ее туалеты были пестры и вульгарны. Какие-то немыслимо яркие, облегающие кофты, блестящая бижутерия в ушах, на руках и шее. Впрочем, многие говорили, что дело свое она знает, исполнительна и память у нее отличная… Вот она и продемонстрировала знание дела — преградила путь Базанову, сказала льстиво, но достаточно твердо, что начальник просил к нему никого не пускать: разговаривает с Москвой.

— Доложите, — твердо сказал Глеб.

Секретарша скрылась за двумя дверьми и, не сразу появившись обратно и не позволив себе улыбнуться, сказала: «Товарищ Богин ждет товарища Базанова» — таким тоном, словно это она уговорила начальника принять секретаря парткома.

Глеб зашел в кабинет. Напротив Богина сидел Шемякин. Он встал и с чувством пожал руку Глебу, будто говоря: видите, мы оба нужны начальнику строительства, чего нам делить — забудем недоразумения, простим взаимные обиды, станем друзьями.

— Садись, — сказал Богин. — Сейчас начальнику капстроительства министерства докладывал. Квартал завершаем неплохо. Что у тебя? Что-нибудь срочное?

— Срочное.

— Понятно. А может, вечерком у костерка поговорим?

— Разговор важный.

— Понятно, — повторил Богин, хмыкнул и приказал: — А ну, выйди, Шемякин. — Они остались вдвоем, и Богин спросил добродушно, хотя уже чувствовал, вероятно, с чем пришел Базанов: — Ты по поводу этого?

— Именно.

— Так партком же не предлагает мне другой кандидатуры.

— Но сдерживать его мы обязаны. Этого люди требуют.

— Люди — громко сказано. И потом, если честно: мне на это наплевать. Я за дело должен быть спокоен.

— Да, стройка идет… Но люди? Их облик, отношения, отношение к нам, руководителям, — разве это не входит в понятия: «строим», «строим комбинат», «строим город»? Что подумают о нас коммунисты, критиковавшие недавно Шемякина?

— Послушаем.

— Покровительство — явление не безобидное. Защищать Шемякина — за какие заслуги?!

— Шемякин — хороший хозяйственник! — повысил голос Богин.

— А всегда ли правильно он хозяйствует?

— Если успешно, то правильно!

— Хозяйственники такого типа, пусть и обеспечивающие план, не имеют морального права руководить людьми. А те, кто им покровительствует, ведут себя беспринципно.

— Это я веду себя беспринципно?!

— Вы.

— Решили подорвать авторитет начальника стройки?

— А в чем он, ваш авторитет? В непреодолимой дистанции между вами и подчиненными, в секретарше, личной машине, самолете? Так это авторитет должности, поста, на который вас поставила партия… Что только не делают с вашим авторитетом — укрепляют, поднимают, защищают, неустанно призывают всех это делать. И мы это делали с первого дня стройки, товарищ Богин. Но ведь этот монумент очень хрупкий. Один шаг, неверный поступок — и все вдребезги. Все, что создавалось годами. Истории известны подобные факты. Не знаю, правда, описаны ли они в книгах по руководству, которые вы коллекционируете, но они общеизвестны. Не отгораживайтесь от коллектива Шемякиными, и вам не придется думать об укреплении своего авторитета.

— Спасибо за популярную лекцию, товарищ парторг.

— Не стоит, — сказал Базанов. — Я очень надеялся, что мы и в этом вопросе найдем общий язык.

— Да, нам трудно будет работать вместе.

— Вы думаете, я стану переводиться?

— Не мне же искать новую стройку? Вот пущу комбинат — тогда пожалуйста.

— И я подожду, — сказал Базанов. — Это не моя компетенция.

— Подождите. Я же вас не гоню. Я просто говорю: нам будет трудно вместе работать.

— Меня это не пугает.

— Отлично! Вы только старайтесь не подменять хозяйственных руководителей. У вас достаточно широкий круг обязанностей.

— Помню, вы очерчивали его при одной из наших первых встреч: я пишу летопись стройки и не мешаю вам, а вы меня на руках носите, создавая все условия для отдыха.

— Не помню.

— А я коммунист, товарищ Богин. Я ответствен перед партией и перед каждым человеком. Этого не забывайте. — Глеб поднялся и вышел из кабинета.

Назавтра днем, мимоходом, Базанов зашел посмотреть, как идут дела у «киношников» — так называли в городе всех занятых на этом объекте.

По правде говоря, думал встретить там Морозову. Давно ее не видел, — когда, и забыл уже! — хотелось поговорить. Но Морозовой в фойе не оказалось. Ему нашли Толю. Его трудно было узнать в шортах, заляпанной известью рубахе и пилотке, сложенной из газеты и надетой на голову. Бакулев принялся рассказывать, как он с Зойкой отправился на мраморный карьер за бросовой крошкой, как с трудом выпросил автомашину, но сторож на территорию их не пустил, тупарь оказался: отношение прочитал, а потом начал палить вдруг из берданы, требуя, чтоб они немедля убрались, пришлось отъехать, а потом, когда стемнело, мраморную крошку эту воровать и мешками до машины волочить. Бакулев начал говорить и о том, что мраморный карьер разрабатывается варварски, современной техники нет, отличный мрамор добывают взрывами. И хотя карьер подчиняется не стройке, а узбекскому министерству, Базанов обязан вмешаться. Глеб пообещал, а потом, решившись, спросил, где сегодня Наталья Петровна. Как показалось Глебу, Бакулев посмотрел на него ошарашенно и ответил, что Морозова неделю назад уехала в Питер. Попов ее вызвал по дому-трилистнику и другим объектам, да она и сама рвалась сына повидать, очень скучала о сыне в последнее время.