Добрый деловой человек - [4]

— Прокопенко Афанасий Петрович, — буркнул тот и тут же отступил.

— Мостовой, завкадрами, — назвал себя угрюмого вида коренастый человек и, помолчав, добавил, словно после раздумья: — Федор Федорович.

— Мы уже знакомы, — выступил на шаг архитектор Милешкин.

— Зам главного диспетчера Ашот Азизян, — улыбнулся Глебу низкорослый парень с густой шевелюрой вьющихся волос.

— Глеб Семенович, — улыбнулся Глеб, пожимая протянутую руку.

— С остальными потом познакомишься, — сказал нетерпеливо Богин. — А попить чего у вас не найдется, братцы?

— Кушать подано, товарищ начальник! — шутливо ответил Азизян, приглашая всех в палатку.

В палатке на туристском раскладном столе под белой скатертью стояли стаканы в подстаканниках, на тарелках под салфетками — горки бутербродов. На краю, стыдливо, на всякий случай, тоже под салфеткой, — бутылка коньяка. Богин сурово глянул на Азизяна, и тот, как провинившийся ученик, пожав плечами, кивнул девушке в белой куртке. Девушка убрала бутылку и, поспешно открыв большой термос, наполнила два стакана чаем, протянула их Богину и Базанову, сразу определив главное начальство.

— Блаженство, — сказал Богин, отхлебывая крепкий чай и обжигаясь. — Значит, так, Глеб Семенович. Давай затвердим тезисы моего выступления. Не возражаешь?

— Нисколько. — Про себя Глеб удивился: ведь еще вчера Богин заставлял выступать его, но смолчал — какая, в сущности, разница, кто произнесет нужные, необходимые сегодня людям слова.

— Итак, меня прислали сюда дать золото, и скорее. Ради этого я день и ночь буду работать. Работать, а не вкалывать, — он обвел взглядом собравшихся. — Вкалывают те, кто работать не умеет. Главная задача — комбинат.

— И город, — вставил Базанов.

— Город, понятно. Не в таких же палатках будем жить. Это сейчас здесь плохо — прохладно, а летом о-го-го! — еще хуже будет!

— Надо сказать о городе без бараков и времянок, — добавил Глеб. — Ничто не бывает столь постоянным, как времянки. Соорудить их просто, а потом и вовек не сломаешь.

— Афоризм, хоть записывай, — улыбнулся Милешкин.

Глонти и Азизян переглянулись, и это не ускользнуло от Богина.

— Добро! — сказал он, пропуская и замечание архитектора, и взгляды Глонти и Азизяна. — Могу сказать, что мы с парторгом разделили сферы влияния. Ему город, мне — все остальное.

— Я надеюсь быть полезным вам и в других вопросах. Зачем же облегчать мне жизнь?

— Я думаю о твоем сердце, Базанов.

— Мое сердце — моя забота, Богин, — в тон ему ответил Глеб.

— А зря: с сердцем не шутят.

— Ты-то откуда знаешь?

— Журнал «Здоровье» выписываю.

— Давайте кончим об этом раз и навсегда, — строго сказал Глеб. — Договорились?

— Договорились. — Богин прошелся по палатке. — Видите, коллеги, — обратился он к присутствующим. — Голова кругом от дел: комбинат, база, дороги, кадры, вода, холод, а тут еще парторг с фокусами — сердце у него никудышное, характер жуткий и коньяка не пьет.

— А какого вы парторга хотели на стройке? — перебил его Глеб. — Чтоб не мешал?

В палатке воцарилась тишина. Богин строго посмотрел на Глеба, поискал глазами Азизяна, спросил:

— Можно начинать?

— Все готово, ждем, — ответил Азизян, чтобы разрядить обстановку.

— Тогда давайте, — и Богин, обняв Глеба за плечи, вывел его из палатки.

…Под крики «ура», вспышки «блицев» и торопливый с хрипотцой стрекот камеры кинооператора Степан Богин вбил в песок символический колышек на месте будущего города.

Трактора развернули балки и поставили их буквой «С», щитом от ветра. За стеной, образованной балками, натянули несколько больших палаток, выгрузили и сложили в штабеля складское имущество.

Начальник строительства, вспрыгнув на гусеницу, а затем на капот трактора, произнес речь. Он сказал:

— Скоро здесь, на месте колышка, забитого мною сегодня, будет стоять стела. Золотом высечем мы на ней слова: «По воле ЦК, руками советских людей здесь будет построен город Солнечный». Наш город, товарищи! Самый молодой и самый лучший город на земле! Но не ради города приехали мы осваивать эти места. Страна ждет от нас золото. Оно у нас под ногами. Взять его, построить карьер и комбинат — вот наша главная задача! — Богин оглядел собравшихся, потом посмотрел вдаль, на цепь сиреневых холмов по горизонту, к которым клонилось солнце, и, неожиданно ожесточась почему-то, крикнул, форсируя голос: — Сроки у нас жесткие! Очень! Мы должны быть требовательны к себе! Надо сплющивать время. Стратегия стройки такая — все срочно, все быстро, все разом! Три кита нашей стройки: производство, снабжение, быт.

«Вот и тронная, программная речь начальника стройки, — подумал Глеб. — Сознательно заостренная, мобилизующая, призванная продемонстрировать твердый характер товарища Богина и требующая — по цепочке — также подчиненности от всех его работников сверху донизу. Умеет говорить, умеет воздействовать на людей жестким приказом, который замаскирован под дружеский разговор».

И тут, словно подслушав мысли парторга, Богин заговорил о дисциплине и ответственности:

— Каждый из нас должен уметь мгновенно разбираться в обстановке и видеть главное. Уметь подставить голову, если уверен, что прав. Идти напролом, если уверен, что прав. Поднять обе руки, если не прав. Не мямлить, не озираться, не разводить пожиже — выполнять приказ! С первого дня проявлять в себе эти качества. Такие люди мне нужны, с такими я буду работать. Все иные пусть мотают побыстрей и подальше. И последнее — сухой закон. Объяснять тут нечего. Пьяниц гнать взашей, какими бы специалистами они ни были. Объекты у нас с вами особые, трудные, а зарплатный коэффициент — будь здоров! Народ сюда повалит, так что выбирать из кого будет, не волнуйтесь! Если и начальника какого пьяным увижу — пусть на себя пеняет. На всю жизнь биографию испорчу. А выпить захочется, невмоготу станет — командировку берите.