Добрый деловой человек - [3]

— Партийная дисциплина и долг коммуниста — одинаковые и для рядового, и для начальника, — ответил Глеб и, помолчав, спросил: — А ты воевал, Степан?

И тут, неожиданно для себя, Базанов попал в самое больное место начальника стройки, в самое незащищенное его место, ибо Богин считал величайшей несправедливостью то, что он родился с некоторым опозданием и не пришлось ему с оружием в руках брать штурмом ну хоть не рейхстаг — пусть какой-нибудь безымянный фольварк, чтобы иметь право причислять себя к фронтовому братству.

— Нет, — ответил он сухо. — Не пришлось: мальчишкой на Урале оказался, в Челябе танки строил. Пятнадцать мне было, когда война кончилась.

— Пацан, — констатировал Базанов.

— Да, тут ты меня обскакал, — буркнул Богин.

«Далеко шагнул мальчик: ему и сорока нет, а назначен такой стройкой командовать, город и комбинат возвести и золото стране дать…»

— Далеко еще? — прервал размышления Базанова голос начальника.

Глеб ответил, что недалеко, но проедут они чуть больше часа, потому как предстоит им преодолеть неширокую полосу барханных песков, а ехать по ним труднее, чем по асфальту.

Богин назидательно заметил, что, по его убеждению, любая серьезная стройка должна начинаться с хороших дорог и с настоящей стройиндустрии, Север это, Азия или Дальний Восток — безразлично: плевать ему на экзотику, на специфику, как бы ее там ни называли. Потом сказал, что беспокоят и озадачивают его две проблемы и два их волюнтаристских решения, которые, к сожалению, уже утверждены во всех инстанциях.

Глеб ответил, что знает, о чем речь: разрешение на проектирование комбината, полученное более года назад, сразу после того, как были утверждены запасы золота, и одновременно — строительство города, на пятьдесят километров удаленного от промышленной зоны.

— Города! Удаленного! Наломали дров твои братья-геологи, а нам разбираться. Разберемся, а? — с вызовом спросил Богин.

— Пожалуйста! — принял вызов Глеб. — Я действительно имею некоторое отношение к тому, что ты называешь волюнтаристскими решениями. Начнем хотя бы с города…

— Дался тебе этот город! Впрочем, какая разница. Рабочие, которых ежедневно будут возить по сто километров взад-вперед, вряд ли скажут нам спасибо.

— Зато они будут жить в домах со всеми удобствами. Они и их семьи. А работать вахтами, как это практикуют нефтяники, — на случай, если мы не обеспечим их надежным транспортом.

— Метрополитеном?

— Метро вряд ли необходимо. И электричка всех вполне устроит — электрифицированная пятидесятикилометровая ветка. Железную дорогу нам все равно строить и ЛЭП тянуть. Электрифицируем дорогу — она окупит себя. Это меньше часа езды. И при комбинате не надо будет воздвигать бараков, времянок, бытовок. Хорошую и большую столовую, пожалуй: ведь там одна рабочая смена и никого лишних.

— Ты меня уговариваешь, будто я не знаю, что город все равно требовалось относить.

— Да, но каким будет город — вот в чем вопрос.

— Милешкин спроектирует, профессионал.

— У них в макетах все смотрится, а строят бараки!

— У каждого свои ГОСТы и свои проблемы.

— А мы с тобой на что?

— Меня уволь. У меня на шее комбинат подвешен. Или грудь в крестах, или голова в кустах! Предупрежден — вся проектно-сметная документация на выходе, вот-вот счетчик закрутится… Не о том я с тобой, Глеб Семенович, полемизирую. Надо мне, как только застолбим городишко, на железнодорожный разъезд прорываться и базу там создавать, грузы принимать.

— А людей где принимать собираешься?

— Там же на разъезде и в твоем Солнечном — на первый случай.

— Первый случай — зима. Она и здесь бывает… Почему-то многие стройки начинаются в самое неудобное время, как я заметил.

— И с производственного бардака? Неустроенности, нераспорядительности — это ты хотел сказать?

— Что хотел сказать — сказал.

— А мы давай попробуем оригинальными быть.

— Не возражаю.

— Сто двадцать балков нам отгружено. И дизельный энергопоезд. Сто тонн в этом вагончике. Протащим по пескам на салазках — тепло и светло в нашем поселке. И зимой не страшно. Это, пока тебя не было, мне пришлось о людях подумать.

— Что ж, хорошо, что подумал. Мне, выходит, и делать до лета нечего.

— Злоязычный мужик ты, Базанов. Лицо доброе, а характерец — не дай бог.

— Вроде твоего?

— Да ты что?! Я — ягненок, козлик! Ошибся я в тебе, Базанов.

И начальник стройки засмеялся. Смех у него был короткий и басовитый, неуверенный, словно он стеснялся смеяться.

«Газик» остановился.

Вокруг была голая, поросшая колючкой-фирулой, пустая степь, опоясанная по горизонту цепью гололобых холмов. Одинокая чабанская юрта возвышалась неподалеку и казалась большой, как собор Айя-София. Верблюд да малочисленное стадо овец не нарушали однообразия пейзажа.

Подтянулись балки, встали вокруг армейской палатки. Вылез Богин, за ним Базанов, подошли к группе ожидающих. Пожав некоторым руки, Богин представил Базанова.

— Знакомьтесь, наш комиссар, — и представил Глебу: — А это мой клан, проверенные товарищи… Главный инженер.

— Глонти, — отрекомендовался седой человек со щеточкой черных усов.

— Главный диспетчер, — показал Богин на высокого сухощавого, резкого в движениях и чем-то похожего на него сравнительно молодого еще человека.