Добрый деловой человек - [31]

Гордая и чуть насмешливая ее улыбка явно предназначалась всем посетителям ресторана.

Официантка провела их к столику под окном, в углу. Через раскрытое окно видны были близкие и далекие крыши, они горбатились, словно застывшие морские валы. На бело-сером небе северным сиянием играли отсветы вспыхивающей и гаснущей рекламы на Невском.

— Глеб Семенович, ау, — позвала Морозова. — О чем задумались?

Чувство, которое овладело в эти минуты Базановым, было странным и зыбким. Он все хотел как-то оценить его, назвать, сравнить с чем-то привычным. Он сидел в хорошем ресторане с красивой женщиной, от которой ничего не хотел и к которой не испытывал никаких чувств, кроме благодарности за ее присутствие. Да, именно она рождала ощущение необычной приподнятости, радостного волнения, ожидания какого-то чуда.

…Вот медленно гаснет, бледнеет огромная люстра и весь огромный театральный зал погружается в темноту. Неясными пятнами угадываются лица зрителей. Тускло, желтоватыми блеклыми пятнышками горят маленькие лампочки над пюпитрами музыкантов. Сейчас неслышно пойдет занавес и с огромной, как площадь, сцены дохнет в зал холодом… До войны Глеб очень любил балет. Всегда заранее ждал этой встречи: она неизменно была радостна, чуть-чуть загадочна и очень торжественна. Сегодняшний вечер, Ленинград, эта женщина, серое небо, играющее красными, белыми и голубыми отсветами рекламных огней, — да, все это почему-то напоминало те юношеские ощущения, предшествующие встрече со зрелищем, с прекрасным миром балета, борьбы Добра со Злом, миром заколдованных принцесс, волшебников и волшебниц, творящих чудеса. Сейчас неслышно пойдет занавес и начнутся чудеса…

Будто очнувшись, Глеб посмотрел вокруг. Мужчины с соседних столиков разглядывали Морозову с нескрываемым восхищением.

— С вами невозможно ходить в ресторан, Наталья Петровна, — сказал он.

— Отчего же?

— Мужчины…

— Вам это мешает? Плюньте, Глеб Семенович, — сказала она очень просто и очень искренне. — Ну какое нам дело? Съедим по куску мяса, как вы говорите, побеседуем и уйдем.

«Вот чертовка!» — подумал он. И спросил:

— А что вы пить будете?

Она ответила тем же вопросом, и Глеб сказал, что сегодня он готов пить разве только боржоми, хотя, вероятно, это и нарушает ресторанные порядки, но пусть Наталья Петровна не обращает на него внимания — он старый и больной человек — и пусть пьет все, что ей хочется.

— Ну, Глеб Семенович, это будет странно, согласитесь. — Наталья Петровна пожала плечами. — Что скажет наша официантка?

— Да нет, я себе тоже буду наливать, — попытался оправдаться он.

Это прозвучало так горячо и так наивно, что они одновременно рассмеялись, а Морозова призналась:

— Я немного страшилась этого застолья. Думала, начнут мелькать бутылки, начнутся многозначительные разговоры — бр-ррр! Но непьющий мужчина в наше время?.. Вы меня все больше озадачиваете, Глеб Семенович.

— Может, у меня действительно такая задача? И я опытный тактик.

— Вероятно. Я вас боюсь. И буду пить боржоми.

— Ну и договорились. Да здравствует трезвость!

— В наших отношениях, — подсказала она, будто у них уже завязывались какие-то отношения. И вдруг покраснела — ярко полыхнули щеки, и вмиг огонь охватил все лицо, даже лоб, казалось, — покраснела так, как краснеют только блондинки. И сразу стала беспомощной, беззащитной.

Глеб даже пожалел ее, поспешил прийти на помощь и, чтобы отвлечь, принялся говорить о своих ленинградских впечатлениях. Наталья Петровна слушала его с интересом, но щеки ее по-прежнему горели, а в глазах металось нескрываемое смятение. Хорошо, официантка принесла целый поднос закусок, и Наталья Петровна принялась помогать ей расставлять все на ставшем сразу маленьком и тесном столе.

— Можно, я за вами поухаживаю? Вы же хотели есть? — спросила она. — Я буду вас кормить, а вы рассказывайте.

— Про что?

— Про пустыню. Знаете, вы хорошо рассказываете. Вы меня сразу сагитировали. Я хочу в пески. Я поеду в ваш Солнечный с первой же группой. И никто и ничто меня здесь не удержит.

— Буду очень рад, Наталья Петровна, — ответил Глеб, а сам невольно вновь подумал о ее сыне и муже: «Никто и ничто не удержит? Почему она способна решать так вот все просто, одна, ни с кем не советуясь? Сложные отношения в семье? Разошлась с мужем и он забрал сына?» Захотелось расспросить ее обо всем, но уже в следующее мгновение Глеб отказался от этой мысли. Сам одинокий, он понимал: не время и не место — да и знакомы они недавно — для того, чтобы влезать в чужую жизнь. Можно причинить боль. И это будет такая боль, как после ампутации — когда болят не существующие уже кости. Лучше не спрашивать. Лучше говорить о пустыне, о том, с чем на деле придется сталкиваться и в работе, и в жизни, если так уж захочется ей приехать в Солнечный.

Разливая боржоми, Базанов сказал:

— Пейте медленно, Наталья Петровна. Чувствуете вкус? У нас такой воды нет. В пустыне вода горькая или соленая, иногда горько-соленая. В Солнечном вода все еще проблема.

— И будет вечной?

— Ну что вы! Протянем водовод, он проектируется, но что-то медленнее, чем нам хотелось, изыскатели буксуют. Трасса более двухсот километров, трудные, необжитые места, несколько насосных станций придется строить. Сложно! Впрочем, у нас все сложно. И все уже привыкли к этому.