Добрый деловой человек - [106]

Это было странно, необъяснимо, но это случалось уже много, много раз. И сам Степан Иванович, в душе, без сомнения, сознавая слабость своей позиции, все-таки делал над собой усилие и вынужден был уговаривать себя, что жена его права, что она-то умеет хорошо разбираться в людях, любит правду и никогда не покривит душой, если придется выбирать между добром и злом.

При этом Богин или кто-либо из его доверенных лиц по приказу начальника всегда старался загрузить Инессу Филипповну хоть какой-то деятельностью, «заземлить» ее кипучую энергию, «замкнуть» жену начальника на яслях или детском садике (она очень любила маленьких детей), организации самодеятельного балетного кружка или хотя бы выставке картин местных художников, скажем. Инесса отдавалась целиком любому занятию, не брезгуя и самой черной физической работой, делая ее добросовестно и лихо и всячески подчеркивая это, — преображалась и в маляра, и в поломойку, и в нянечку, если требовалось, на час, на сутки, на неделю. Одного не мог сделать муж — вновь вернуть Инессу Филипповну в школу, заставить преподавать историю старшеклассникам. Тут Инесса Филипповна отрезала наглухо и, похоже, навсегда. Во-первых, изрядно уже позабыла свой предмет. Во-вторых, контакт с нынешними ребятами, не признававшими, как она утверждала, никаких авторитетов и задумывавшимися в первую очередь над проблемами сексуальными, казался ей невозможным. Была и третья причина, о которой она не говорила мужу и не признавалась себе: старшеклассники (люди почти уже взрослые и самостоятельные) не чувствовали в ней, как все прочие, наставницу, жену начальника строительства, которому на территории стройки подчинялись абсолютно все, а относились к ней как ко всем прочим педагогам, а может, и хуже — непочтительно, даже дерзко. Нет, о школе Инесса Филипповна не хотела и слышать…

Если вдуматься, жизнь у нее сложилась несколько странно. Не было своего дома. Она вслед за мужем кочевала со стройки на стройку. У нее не было детей. У нее не было и своего дела. Она существовала как бы в отраженном свете, который излучал Богин. Инесса стоически выносила нелегкий быт на колесах, долгое существование вдали от больших городов и десятки других неудобств, потому что верила в восходящую звезду мужа, знала, что так ему надо сейчас, и уже чувствовала и предвидела результаты своего долготерпения.

И за все это Степан Иванович любил жену и прощал ей все.

Инесса Филипповна чувствовала это. Была настолько уверена в его любви, что спокойно выдерживала их разлуки, не опасаясь его измен и ни разу не изменив мужу. Она не знала, что такое ревность, и никогда не разрешала себе опускаться до подобного чувства.

Мечтала ли о чем-нибудь эта женщина? Ведь считала она свою жизнь полной смысла, полезных и нужных дел, достаточно стабильной и хорошо обеспеченной. Да. И от этой, сегодняшней жизни она не хотела ничего. А в будущем?.. На будущее имела она одну, пожалуй, мечту. Инесса Филипповна хотела жить в Москве. В отдельной большой и просторной квартире на Кутузовском проспекте или на Фрунзенской набережной в высотном доме. Чтобы сам адрес у нее был как визитная карточка: все понятно, никаких дополнительных вопросов не требуется. Степан Иванович по характеру своему был человеком скрытным во всем, что касалось его служебных дел. Он никогда не делился с ней даже ближайшими своими планами и служебными делами. Говорил предположительно и о том, что в данный момент уже свершалось. Инесса Филипповна не воспринимала это как недоверие, не обижалась. Знала: рано или поздно муж будет в Москве. И она с ним рядом…

Такая жена досталась Богину — поистине ахиллесова пята непобедимого Степана Ивановича, как утверждали некоторые.

Пока мужчины разговаривали и курили, выйдя в лоджию и на балкон, женщины помогали хозяйке приготовить кофе-гляссе и накрыть сладкий стол. Инесса Филипповна воспринимала их помощь как должное, безапелляционно командовала, что куда ставить, что убирать со стола и что оставлять из выпивки и закуски, хотя торты и вазы с пирожными и фруктами выглядели несколько странно рядом с солеными огурцами, капустой и мясным ассорти. («Пусть, пусть остается! — строго заявила она Полине Фесенко из планового управления. — А то еще подумает кто, жаль мне водки, да и всего этого».)

Наталья Петровна злилась. В ней рос протест. Ей казалось — еще миг, и она взорвется, скажет этой самоуверенной и глупой гусыне все, что думает о ней. Она сдерживалась изо всех сил, ругала себя за приход сюда, уговаривала не слышать, что говорит, и не видеть, как ведет себя Инесса Филипповна, которая словно специально только тем и занималась весь вечер, что выставляла и себя, и мужа в дурацком виде… Все это представлялось Наталье Петровне и смешным и грустным — Богин, столь заботящийся о своем авторитете на стройке, и Богин сегодняшний, домашний, «в пижаме»…

И тут случилось непредвиденное.

Инесса, таинственно округлив черные глаза, неожиданно взяла Наталью Петровну нежно под руку и повела на кухню. Отослав Нину-официантку и плотно прикрыв дверь в коридор, она сказала, стараясь придать голосу максимальную доброжелательность и теплоту: