Добрые книжки - [3]

— Да мы всем классом осудили поступок этих девочек. — заканючил мальчик Павлик. — И в Хабаровск письмо написали тамошним школьникам, чтоб они тоже осудили.

— И все, получается, осудили? — улыбнулся дядя Валера.

— Получается, что все.

— И больше никто кошек с собачками обижать не будет?

— Получается, что не будет.

— Врёшь, Павлуша, честное слово — меня не обманешь, я просто вижу, как ты нагло издеваешься надо мной и врёшь, а сам уж затеял какой-нибудь пакостный поступок.

Из форточки окна на первом этаже вылезла голова развесёло-угрюмого свойства, воззрилась на природу, ища в ней удобства для жизни, и пробасила:

— Вы чего, мужики, ополоумели совсем — Пашу моего обижать?.. Я его погулять выпустил, а вы на него всех мёртвых кошек повесить хотите. Я ведь и выйти могу и поговорить с вами по-мужски.

Мальчик Павлик траурно всхлипнул.

— Заткнись, Виктор Леонидыч, никто твоего балбеса не обижает. — подключил надёжные коммуникативные средства дядя Валера. — Я просто отчасти воспитываю его на примере тех самых девок из Хабаровска. Я не хочу, чтоб твой Павлик в тюрьму сел за убийство какой-нибудь сраной кошки. Я не хочу и чтоб те девки в тюрьму сели — я ведь так это дело толкую, что их возможно посадят в тюрьму надолго, а я хоть и осознаю весь ужас преступления, но не постигаю: зачем девкам и дальше жизнь ломать, зачем их по тюрьмам таскать?

— А куда их, прикажешь? в пионерлагерь? — голова из форточки выпустила рахитичный сигаретный дымок.

— Ну вот, помнишь, у нас Лёха такой жил, он сестрёнку убил нечаянно, так его в больницу отправили, а там уж хоть и не вылечили, но попытка-то была.

— Оооо, ну ты сравнил пожалуйста! — голова из форточки приняла весьма ироничный облик, показывая, что ей знакомы все задворки человеческой души. — Вот, этот твой Лёха, про которого ты вспомнил, дядя Валера, это просто чокнутый алкаш, он тогда набухался и трахнул сестрёнку, а потом зарубил топором — вот и всё, дело кончено, он после ни перед кем не выёживался, он не выпендривался в интернете о своих похождениях. А теперь представь этих двух малолеток из Хабаровска: мало того, что они ведут уродский образ жизни и отравляют общество нормальных людей своим присутствием, так они ещё и животных, блин, режут!.. ты понимаешь, что они не понимают, что это такой же, сука, живой организм, как ребёнок у человека, только у него прав совсем нет, именно поэтому, блин, находятся добрые люди, которым это не очень нравится — с души их воротит оттого, что такие личинусы вроде этих двух мразей режут и снимают шкуру с щенков и постят это в интернатах: мол, смотрите какие мы аморальные и асоциальные девчонки! — и люди требуют ихнего наказания, как ты говоришь: со всей строгостью закона!.. понимаешь?.. Их невозможно жалеть. Я бы и родителей ихних отколошматил и расстрелял нахуй, поскольку необходимо соблюдать мерило нравственности в любой человеческой семье: чувствовать, где допускаема охота на звероящеров, а где нужно сидеть тихонько нахрен и не выёживаться!..

Совсем поникший мальчик Павлик засопел носом ещё громче и вознамерился пуститься в громкий плач.

— Отпустите ребёнка, ему ещё уроки учить. — потребовала голова из форточки. — Сами ничего не делают, и другим не дают.

Форточка со звоном захлопнулась, мальчик припустился рысью домой.

— Это Виктор Леонидыч, это Витёк! — кивнул на форточку дядя Валера. — Он мужик такой безобидный, правда, грубоватый и… как бы это сказать…

Дядя Валера с показательной хитринкой растопырил руки наподобие ветвей деревьев, являющихся рассадниками клещей, заражающих мирное население энцефалитом.

— Лучше с ним не связываться.

— А Павлик, вроде, тихий мальчик. — сказал Алексей Николаевич. — Зря ты его растерзанными кошками пугал, он с виду безобидный.

— Да много ты понимаешь в этих безобидных детях. Разве подобный папаша сможет воспитать хорошего человека?.. В нём психические девиации шебуршат похлеще любого муравейника. А с виду, конечно, посмотришь на такого мальчонку, даже посочувствуешь: не приставайте ко мне, дескать, я интроверт!..

Нежным запахом приготовляемого компота повеяло из одной квартиры дома и напомнило, что у сегодняшней встречи Алексея Николаевича и дяди Валеры есть цель.

— …Михалыч! — вдруг дядя Валера окликнул, выпроставшегося из-за угла дома, сутуловатого человечка в безразмерных штиблетах и аккуратно выцветших штанах. — Клюковки не хочешь? Мы вот посоветовались с Алексеем Николаевичем и решили за клюквой сходить на Липовую Гору. Её очень дёшево продают.

— В добрый путь, друзья мои, удачной вам дороги! — пожал руки Михалыч и присмотрелся к полторашке. — На двоих вам мало будет, но если клюква действительно окажется дешева, то вы сможете ещё бутылку купить. Кстати, клюквой очень хорошо такую дрянь закусывать.

— Я не пью. — сказал Алексей Николаевич.

— Брось, Михалыч, не для того нам перепадёт покупать клюкву, чтоб жрать её без всякой нужды. Я потому и взял винца, когда вознамерился выгулять собаку, что его не надо закусывать. Это вот если водку на улице пьёшь, то её надо закусывать чем придётся, а затем пальцы становятся липкими и жирными, и их приходится облизывать.