Добрые книжки - [2]

— Да ради бога, можешь и не говорить ничего. Тоже мне шпион нашёлся.

Дядя Валера присвистнул, приглашая собаку двигаться дальше, но собака устало фыркнула и почесалась.

— Сказал бы просто: задолбался, дескать, дома отдыхать — пора и на работу! — посоветовал дядя Валера. — А то сегодня все вокруг ходят деловые, кого не спросишь — лишнего слова сказать боятся, будто я невесть о чём спрашиваю. Будто так трудно сказать, куда собрался пойти, будто это тайна за семью замками.

Алексей Николаевич и действительно почувствовал неловкость за свою совершенно ненужную таинственность.

— Никаких тайн нет. — сказал он. — Я вот намеревался до вечера посидеть дома, а затем чего-нибудь придумать, но услышал разговор тёток про дешёвую клюкву на Липовой Горе, собрался и теперь иду туда.

— Тётки — это родственницы, что ли, твои? Раньше не замечал я, чтоб у тебя тётки в родственницах были.

— Нет, эти тётки не родственницы, хотя есть у меня и тётки-родственницы, и двоюродных братьев хватает, и сестра есть тоже двоюродная, но с сегодняшней дешёвой клюквой они никак не связаны.

— Но ты же должен понимать, что родственные тётки, рассказывая про клюкву, вряд ли пожелают обмануть племянника. — прищурился дядя Валера, нахально демонстрируя скептицизм. — А вот от чужих тёток можно ожидать чего угодно.

— Я понимаю. — согласился Алексей Николаевич. — Но эти тётки не знали, что я подслушал их разговор, этим тёткам вообще не было ни до кого дела: они разговаривали между собой, уже будучи при клюкве и радуясь этому событию.

Дядя Валера взглянул на дорогу, уводящую в сторону Липовой Горы.

— Может быть, тётки сказали, насколько дешева эта клюква? — спросил он. — Тогда я взялся бы сопровождать тебя вместе с собакой.

— Тётки сказали только, что она дешева, а расспросить я их не мог; я никогда не разговариваю с женщинами во дворе из форточки квартиры, расположенной на третьем этаже. Мне это и неудобно, и неловко как-то.

— Я частенько разговариваю. Может, это и не нормально, но я ничего ненормального не вижу. Погоди, я немножко хлебну из бутылочки — я с собой на прогулку взял винца — а затем хорошенько обдумаю твоё предложение о покупке клюквы. Предупреждаю сразу: я не любитель клюквы, но то, что она дешёвая — по сообщению таинственных тёток — меня соблазняет.

Дядя Валера вытащил из обширных штанов полторашку дешёвого портвейна и отхлебнул.

— Сам-то будешь? Не брезгуешь?

— Нет, дядя Валера, я не пью. — отмахнулся Алексей Николаевич.

Обычно Алексей Николаевич имел влечение к разговорам с людьми простоватыми и имеющими признаки умственной отсталости, но сейчас он торопился в дорогу и лишь забавно поводил носом по бутылке, словно измеряя её штангенциркулем.

— Сказать правду, то иных тёток лично у меня и нет, кроме тех, с которыми я иногда общаюсь через форточку. — замутнено сияя лицом, словно никелированной кастрюлькой, просипел дядя Валера. — Я не хочу сказать, что я один такой на белом свете, я допускаю наличие у себя родственников, но ещё в начале двухтысячного года у меня было сотрясение мозга и небольшая потеря памяти — возможно, что тогда же затерялись рядом с ней и родственные тётки. Получается, что я отчасти распрощался со своим прошлым.

Дядя Валера театральным жестом помахал ладошкой. Собака, неверно истолковав жест хозяина, строго тявкнула на ветер. Проходивший мимо мальчонка испуганно вздрогнул.

— Ой, дядя Валера, держи собаку крепче!..

— Да не дрожи ты, Павлик, это собачка просто так лает, а не на тебя. — поспешил успокоить дядя Валера ребёнка. — А могла бы и на тебя гавкнуть — все вы сейчас садистами растёте, куда только родители смотрят — но моя собачка не понимает людского зла.

— О чём это ты? — спросил Алексей Николаевич.

— Ну как же, ты должен знать про двух девок из Хабаровска, которые животных убивали зверским образом, на видео снимали и в соцсетях выкладывали. Их сейчас судить будут, возможно, что приговор будет максимально строгим.

— Да я вовсе не из Хабаровска. — со всей очевидностью попробовал оправдываться мальчик Павлик.

— Ну, не обязательно всякому садисту жить в Хабаровске. — заметил дядя Валера. — Бездомных животных в любом городе предостаточно — хватай да вешай, живьём шкуры сдирай!..

— Я если только поиграть немножко, я никогда не мучаю. — заныл Павлик.

— Да все так говорят, Павлик, поверь мне. И я так в детстве говорил, когда меня взрослые ловили за тем, что я к хвосту кошки привязывал консервную банку. «Живодёр!» — они мне говорили и за ремнём тянулись, чтоб порку задать. А я в ответ — что характерно для юного лгунишки — глазёнками невинными смотрел на маменьку с папенькой, излучая сияние, подобное васильковому июльскому небу, да подмаргивал в полном недоумении: а что такого, дескать, маменька с папенькой, я просто пошутить хотел, я же не из Хабаровска!..

— Ррррр! — шаловливо ощерилась собаченция дяди Валеры.

— Боюсь, что про тот Хабаровск я тогда и ведать не ведал — не до него мне было в своих детских затеях — но ремня по попе получал неизменно, а вот поэтому и вырос хорошим человеком, уважающим ценность чужой жизни, пускай даже и махонького зверька.