Доброй смерти всем вам… - [59]

От его вида и не такого, как Стан, могла взять оторопь. Меня самого, несмотря на гладкую кожу и воинскую выправку, нередко принимали за старца. Но вот он, заведомо более древний…

Он выглядел от силы двадцатилетним.

Еще было у него некое свойство, выделяющее изо всех не-смертных. Его лицо не было симметричным. Да и фигура тоже: казалось, что вдоль всего тела у него закреплено ребром невидимое двустороннее зеркало, и в зависимости от точки зрения он показывался смотрящему то юным отроком, то женщиной в расцвете красоты и силы.

Ибо это был не андрогин, как все дирги, но классический гермафродит. Однако иной, чем на причудливых греческих статуях: различия обоих полов сглажены, золотистые волосы схвачены заколкой, иногда забраны в косицу, будто парик, руки и ноги невелики и изящны по форме. Некое подобие длинного безрукавного хитона подчёркивало своим палевым оттенком смуглую гладкость рук и плеч.

— Ваша Имманентность, — я преклонил колено и тут же выпрямился. Стан проделал то же самое молча.

— Искренне радуюсь, — ответил он, положив правую руку на плечо гостю. При этом острый, как стилет, ноготь проткнул шею у самого основания, так что Стан слегка вздрогнул. — Жаль, что молодой человек не весьма красноречив. Возможно, с дороги? Вас проводят, чтобы вы могли принять ванну, переодеться и подкрепить силы.

А мы — обсудить создавшееся положение без третьих лиц.

— Есть хлеб-соль он здесь уж точно не будет, — уверил я Рагнлейва, едва за Станом и двумя рослыми «почками» затворилась дверь. — Я предупредил. Так что гостем его считать не придётся.

— И слава богам, — Раги опустился на сундук с плоской крышкой и поманил меня к себе. — Ненасильственным путём удерживать человека, способного зажать в виртуальном кулаке всю нашу Великую Семью…

— Раги, ты что имеешь в виду? Это риторический оборот, что ли?

— Второе — нет, да ты и сам отлично это понимаешь. А первое…

Он задумчиво поднёс ко рту рабочий коготь:

— Он человек. Можно для порядка сдать образец крови в лабораторию, но уверяю тебя: в геноме не обнаружится присущих нам и даже лограм отклонений. Вы там, похоже, думаете, что обильное орошение ихором может изменить наследственность. Как те, о ком пелось: «Первым делом в кабинетах сняли Вильямса портреты», помнишь? Тот зловреда Лысенко и его присные, которые подавили собой истинную генетику.

— Но тогда почему он таков, как есть? Безусловно — оборотень. Разумность на порядок выше среднего.

Простой обычный гений, ну да.

— Ты в курсе, Инги, что хомо саспенс — ха! Оговорился со смыслом, однако. Что современный человек произошел не от кроманьонца, а от смешения пород? В пору, когда видовые границы ещё не установились незыблемо?

— Пропись. Дальше говори, — я откинулся на спинку сундука и закрыл глаза. Всё-таки нервная усталость грозила свалить и меня.

— Главной из хоминидных рас были наши прямые предки. Умеющие пребывать в ладу и гармонии со всей природой. Мягко подстраиваться, а потом управлять и властвовать как первые среди равных. Но во времена хаоса делавшие лишь первый шаг на данном от богов поприще.

— Станислав как раз такой? Законсервированная архаика?

Раги завёл руку назад, под голову, рассмеялся так беспечно, как умел только он один:

— Несколько подпорченный образец, несмотря на внешность звезды экрана. Изначальный, однако загрязнён многовековыми примесями. Но тем не менее — о да.

Встал, прошёлся по йомудскому ковру, будто танцуя:

— Кажется, его уже подготовили. Хочешь наблюдать за сценой?

Я поднялся тоже:

— Меня с души воротит, как подумаю. В то же время этот малый стремится к подобному исходу. И в самом деле опасен для всех нас.

— Для меня в том числе, — произнесла Регинлейв негромко. — Я ведь тоже вашего рода.

Волчица Власти. Наследница Власти Богов.

А я — официальный друг-свидетель, перед которым утробная искренность обеих половин выворачивается наизнанку.

В стене зала имеется антикварное венецианское зеркало в рост человека, намертво вросшее в стену. Ловушка для простаков, давно уже всеми простаками изученная. Но именно поэтому нет ничего лучше для наблюдателя и сторожа, чем зайти в каморку, расположенную с обратной стороны прозрачного стекла, и ждать.

Его привели: кажется, освободили от волос кожу на всём теле специальными снадобьями, потому что она слегка зарозовелась, подровняли чёрные пряди и нарядили в короткую мужскую тунику шафранового цвета, прекрасно оттеняющую цвет лица, волос и глаз.

— Не стой навытяжку. Садись напротив, — услышал я знакомые до боли модуляции. — И помни: что бы тебе ни говорили раньше, никто и не подумает сковывать чем-то твою волю.

Ах, насколько более грубыми казались интонации и мимика моей милой Синдри по сравнению с изощрённостью тысячелетий! Как зыбко менялись на этом гладком, без единой морщинки, лике воплощения обеих ипостасей, мужской и женской: тени, то набегающие, то открывающие солнце, не могли быть более чарующими и мимолётными.

— Вы хотите поговорить со мной?

— Как смешно выглядит это местоимение. Будто меня много. В былые времена обращались на «ты» к любому вождю. К императору, коего считали земным богом. К самому Единому.