Доброй смерти всем вам… - [54]

Когда и мы, наконец, раскланялись, он поднялся с сиденья и медленно заструился к окну. Дверь за нами ещё не затворилась, а уже для старого эремита не стало никого и ничего.

— Ну и как всё это понимать? — высказался мой продвинутый нерд. — Благословение, типа, или проклятие?

Я очень выразительно пожала плечами под его рукой.

— Как тебе угодно. Как угодно мне.

— Ты-то как прочитываешь это средневековую слезодавилку?

— Это разгар Нового Времени, — поправила я.

— Что: террор? Гильотина?

— Пароль — гильотина, отзыв — Гитлер. Очень любил этот механизм.

— Ну, отчасти ты права. Уточним формулировку. Родимые пятна Средневековья на фоне всестороннего прогресса.

— Родимые пятна капитализма на лице светлого социалистического будущего. Та же логика. Ты с какого года в Стекольне обретаешься?

Вместо ответа они сдавил мои плечики так, что они едва не стукнулись друг о дружку:

— Женщина, никогда не спорь с мужчиной — это мешает природному изяществу манер. Мужчина, никогда не спорь с женщиной — это неразумно и вообще не имеет смысла. Взрослых диргов нам демонстративно не попадалось: думайте сами, решайте сами, так сказать.

Детишки, выпущенные из подвала древностей, восторженно уцепились за мои штанцы, едва не опрокинув на пол. Станислав ласково отодрал их поодиночке: почему-то к нему никто из них не прилип.

— Давай отсюда выбираться, лоли, — сказал он. — Уныло всё как-то. Даже стишки сами собой нанизываются. Не рад, явившись на твой зов, не счастлив, слыша поученье: гордыни радужный покров до времени изъело тленье.

Что иначе было никак нельзя, до него никак не доходило. А ведь сам же распинался за идеальные родоплеменные отношения в том письме. Письме, которое впервые меня насторожило.

— Стан, ладно, выйдем в парк. Он у нас в английском вкусе — сплошняком зарос дубами и руинами, — согласилась я.

Это в том смысле, что не подглядят и не подслушают. Сердиться на Трюггви за недавнее прошлое мне просто духу не хватало, но присутствовать на абсолютно мирных переговорах никто из моей родни права не имел. Это вам не Ритуал, сэры и леди. Пускай даже искажённый.

В угрюмом молчании мы вышли с чёрного хода и погрузились в тёмно-зелёный мрак. Под ногами скользил влажный мох, которым затянулись тропинки, целые бороды свисали с ветвей, окутывали проёмы искусственных гротов и стену безбашенного замка. Папоротник-орлец разворачивал свои опахала на узких луговинах. В пруду плавали нимфеи и ненюфары, которые этим летом слегка потеснил водяной гиацинт. Дольмены пытались изобразить из себя кукольный домик или гномью конуру. Склеп гостеприимно распахнул бронзовые двери с двусторонней чеканкой по мотивам Калло — трупного цвета патина щедро одела все выпуклости. Внутри, как из-под толстого слоя морской воды, белел мраморный кенотаф. Прежний хозяин ещё в середине позапрошлого века наворотил тут всякой готичности, а потом то ли умер, то ли эмигрировал, завещав особняк под пролетарскую здравницу. Но как-то здесь никого не прижилось: по дому гуляли сквозняки, выдувая крупицы человеческого тепла и временами обрушивая потолочную лепнину или малярную стремянку, парк кишел бойцовыми отрядами чёрных крыс. Дератизирированию и перестройке всё это не подлежало: грунт был зыбучий и съедал любые фундаменты. Так что когда Хьярвард положил глаз на заброшенную деревенскую усадьбу, здесь размещался полуофициальный городской туалет. Уже давно взятый в кольцо многоэтажек. С крысами и гадюками мы тепло поговорили, параллельно заставив браконьеров уважать частную собственность. Человеческие отходы послужили отличным сырьем для саженцев, гармонирующих с общей мрачностью колорита. Самое страшное гнильё распилили и сложили низкими штабелями, превратив в клумбы и дерновые скамейки, а треснутый мрамор старых сидений отчистили до того, что они стали похожи на толстый шмат желтоватого старого сала с прожилками.

На одну из таких скамеек мы сели.

— Давай рассуждай, что именно ты понял в прадедовой кулстори, — приказала я, — Что-то ваше хвалёное красноречие вдали от питательной среды отказало, мессир.

— Не язви, тян.

— Я просто констатирую. Сама тоже не в лучшей форме. Может быть, ты на меня так подействовал.

Станислав глубоко вздохнул:

— Ну, если отвлечься от лирики и романтики. Старый денди зафейлил своё счастье и теперь пытается подбить под это костыли. Типичный моралфаг. Бамп!

Взмахнул рукой и заметно оживился. Должно быть, каждое моё жаргонное словцо рождает в нём сразу десяток.

— Кстати, Син, ты поняла, кто такие Дюпон-Ламуры? Дюпон и Морган — две династии америкосов-миллионеров. Первые сделали нехилую денежку как раз на взрывчатых веществах.

— Они — делу сторона. Ты внимательно слушал письмо погибшего? Что оно внутри тебя отпечаталось — не сомневаюсь. У Древнего Народа запоминалка безотказная. Получилось суховато — мальчик немного обиделся:

— Это ты про комплекс вины и первородного греха? Ну, ясно же.

— Нет, не про это. Ни муж, ни платонический любовник не хотели мять воск, пока он не обратился в упругий металл. Им не нужна была рабыня. Ни к чему — взрослое дитя, пускай даже сверхразумное.

— Погоди, — мой личный суперволк шевельнул бровью и нахмурил лобные доли. — Ну, отказалась дама. Да чем ему бы помешало явиться к ней через месяц и довершить выплавку младенца в её печи? Внедрить на вершине своего посоха, к примеру? Через границы вы шагаете не трудней, чем сквозь живую изгородь.