Доброй смерти всем вам… - [37]

— Тогда я хочу вас. Всю.

Кто первый дотронулся до пояса и раздёрнул концы? Не помню и не знаю. Кто снял с другого одежду и заплёл совершенно иной узел — из нагой плоти? Из трепещущих языков и немилосердных рук, напряженья мускулистых ног, воплей и стонов? Мы наравне бесчинствовали над святынями, раздвигали круговые тиски и рвали плотину в клочья. Или то были вовсе не мы, а некие устрашающие существа, всплывшие из глуби сердец и одержавшие над нами победу?

Когда мы ослабили объятия и опустились рядом, кожа к коже, словно две медузы на горячем песке, Маннами сказала:

— Ты так ни разу меня не поцеловала. Боялась?

— Ага. Можно мне не быть? — язык у меня заплетался вместе с мыслями, однако она поняла их точно и прямо.

— Нет, нельзя. Не быть — это мне, не тебе.

А заключительный ритуал моя ойран интуитивно знала ничуть не хуже меня — со своей стороны.

..Лишь тогда, когда я выпила довольно, а она поникла в последнем разрешении, я услышала.

Не второе сердце — в тот, будущий раз, я была уже научена. Нечто вроде легкого трепета и причмокивания, словно крошечный, как маковое семя, кораблик прильнул к пристани по воле волны и тотчас же откачнулся, отлепился назад.

Оплодотворённая клетка. Зачем-то она дрейфовала в околоплодных водах, как зверёныш, и, в точности как он, прибилась к маточной стенке лишь в минуту, которую сочла наиболее подходящей. По иронии судьбы это было время заключительного оргазма. И гибели лона.

Что на меня нашло? Да то, что в таких случаях находит всегда.

Я схватила смотровое зеркало, самурайский нож и чистую пробирку из запаса…. В общем, я зачерпнула это микроскопическое дитя, не повредив наружных тканей и почти не изуродовав внутренних. Вместе с жидкостью, где оно покоилось.

Кажется, я проделала кое-что ещё более глупое. Заткнула отверстие стекляшки потным пальцем и поднялась в мансарду как была.

Второе глупостью как раз не было, в отличие от первого. Надо было торопиться.

Хьярвард как раз возился с образцом физиологического раствора, который они готовили для очередной грудничковой кюветы. Уже не опыт, но пока и не отлаженный процесс. В дальнейшем планировалось бережно отделять мужские зародыши от их отцов и помещать в запечатанный сосуд: дополнительная мера предосторожности. Дирга с двухмесячным пивным брюшком не совсем легко представить себе на фронте, в разведке и постели новой Мата Хари.

— Отец, мне нужен ваш новый агрегат, готовый к действиям, — я без лишних слов подняла перед собой принесенное.

Он понял. Нам лишних слов не требуется.

— Твоя клиентка оказалась беременной? Это слишком рискованный эксперимент, знаешь.

— Лучше скажи, что все номера в гостинице заняты.

— Не людьми и хорошо подрощенными.

— Считай, что это мой ребёнок. На риск — иду. Базовая среда ведь все время одинаковая? Различаются только питательные и витаминные добавки? Так чего ж ты…

В общем, отец вырвал у меня из рук пробирку, отхлопал по щекам для большей вменяемости и отправил вниз: наряжаться, вызывать спецслужбу и убирать кабинет.

Никому ничего не объясняя, по счастью.

Наш гомункулус, наше дитя in vitro выжило. Мальчик рос куда медленнее дирга, примерно так, как человеческое дитя вызревает в матке, но был по виду вполне нормальным. Когда ему исполнилось девять лунных месяцев, мы устроили найдёныша в хороший приют, оснащённый всем необходимым для воспитания сирот. Широко известный под кодовым названием «Дом Сидра». Дети оттуда расходились быстро и попадали в хорошие руки.

Дальнейшую судьбу малыша мы выяснять поостереглись — ни к чему ломать человечку жизнь.

17. Синдри

Я погрузила паренька на сиденье позади себя, выдала запасной шлем с полупрозрачным забралом и наказала крепче хвататься не за меня, а за петлю, что между сиденьями. Всё из-за того, что на ровном шоссе того и гляди заметут пативенные инспекторы, а в заповедном лесу подкидывает вверх и выворачивает похлеще той «трясци», которая матерь всем лесным и болотным жителям. В тёплое время и при наличии отсутствия обширного морозильника стоит позаботиться о сохранности пищи. Так заковыристо выразился некий мой приятель — куриный заводчик и главный поставщик пеммикана ко двору их императорских высочеств. Едун был немилосердный — ни одной грудки белого мяса, ни окорочка, ни филейчика не пропускал. Особенно что касалось женского пола. Кроме одной меня. Меня он побаивался на одной чистой интуиции. И не зря — мы оба как-то быстро разошлись во мнениях и пошли каждый своим путём. Он — с подбитым глазом и аккуратно пересчитанными рёбрами, я — с нехилой моральной травмой. Пикаперы, то есть профессиональные ловеласы, не имеют права так много заморачиваться по поводу фамильного бизнеса, как он. Особенно если дико хороши собой и обладают подавленным ВИЧ-синдромом.

Ну, как говорится, тебе же хуже, мэн.

— Куда мы едем? — Стан прервал мои умственные рассуждения, воткнув реплику меж двух объёмистых сосновых корневищ.

— На мой хутор. Язык побереги. Задницу тоже не помешает.

— Вы там с сестрой живёте? С Руной?

— Она не сестра, а мама.

Что он хотел ответить, осталось за семью печатями, потому что здесь началось полное бездорожье. Еле заметная тропка виляла как уж, огибая толстенные вековые стволы в чешуях размером с мою ладонь. Всамделишные ужики тут тоже водились — один вроде как с самой настоящей короной и толщиной в моё запястье. Я ему привозила кумыс во фляге — пресное молоко все равно бы свернулось по дороге. Иногда мы шутили, что я его нареченная, та самая царица Ель, но до серьёзного дела не доходило.