Стоило мне почувствовать легкий аромат чая, я на некоторое время забыла о своей благодетельнице. Каким же он оказался душистым и горячим! Он смыл отвратительный привкус во рту, от которого я не могла избавиться на протяжении последних нескольких дней. А потом я, словно школьница, уставилась, разинув рот, на трехэтажный поднос, заставленный канапе, пирожными, печеньями и булочками. Все они специально были сделаны небольшого размера, чтобы сразу отправить в рот целиком – очень удобно! Меня изнутри словно ножом полоснуло от голода, один раз, а потом еще и еще.
– Вы так и не представились. – Ирен Адлер подхватила с подноса крошечный бутербродик с огурцом столь естественно и изящно, что мне оставалось лишь последовать ее примеру.
– Пенелопа Хаксли. Я гувернантка… была. – Я больше не могла сдержать ни голод, ни любопытство. Проглотив бутерброд в один присест, я спросила: – Как у вас это получилось, мисс Адлер? Даже после того как вы отругали мальчишку, никто не понял, что он собирался меня обокрасть. Да и я, признаться, его поначалу не заметила.
– Зовите меня Ирен, любезная мисс Хаксли. Как-никак нам вместе удалось предотвратить преступление. Я ничуть не удивлена тому, что вы не заметили этого маленького мерзавца. Я и сама поначалу не обратила на него внимания. Я обратила внимание на вас, – призналась моя новая знакомая.
– На меня? Вы за мной наблюдали?
– Не наблюдала, а именно обратила внимание, – рассмеялась Ирен Адлер. – Точно по той же самой причине, что и наш беспризорник. Вы еле-еле переставляли ноги, шли, погрузившись в свои мысли… Идеальная жертва для воришек.
Я поймала себя на том, что потянулась за очередной булочкой, и покраснела.
– Кушайте-кушайте, не стесняйтесь, – промолвила Ирен с энергией, наполнявшей каждую произнесенную ею фразу. – Все равно все остатки сожрут на кухне. У нашей официантки такие габариты, что ей лучше на некоторое время воздержаться от потребления мучного.
Покраснев еще больше, я окинула глазами кондитерскую в поисках женщины, о которой шла речь.
– Она нас не услышит. Она на другом конце зала у столика с чаем, – тихо подсказала Ирен.
– А вы и вправду любите наблюдать за людьми.
– Ну разумеется. Это же моя профессия. Я актриса.
– Актриса? – Моя рука замерла у особенно аппетитного птифура. Я почувствовала укол вины. Отец никогда бы не позволил мне преломить хлеб с актрисой. Что уж говорить о пирожных!
– Каким тоном вы это произнесли… – лукаво заметила Ирен. – Вы меня ставите в неловкое положение. Такое впечатление, будто я призналась в том, что мету улицы. Да, я актриса, но в первую очередь я оперная певица.
Я радостно вздохнула, ухватившись за подвернувшуюся возможность реабилитировать себя:
– Ах вы оперная певица? Но ведь это же совсем другое дело!
– Неужели? – загадочно улыбнулась Ирен.
– Опера – весьма уважаемый вид искусства.
– Вы и вправду так считаете? Как мило с вашей стороны.
– Музыка облагораживает, – неуверенно промолвила я. От обилия еды у меня разболелась голова, и поэтому я плохо соображала. – А без нее – это сплошное позерство на сцене. Впрочем, если бы оперы исполнялись на английском языке, куда больше народу осознало бы, что они представляют собой рассказ о трагической судьбе достаточно безнравственных людей.
– В таком случае мне повезло, что я пою на французском, итальянском и немецком. Впрочем, у меня создается впечатление, что никому в Лондоне нет дела до смысла арий, что я исполняю.
– Вы надо мной издеваетесь? – смутилась я.
– Нет, что вы. Скорее я издеваюсь над собой. Мои слова вечно превратно толкуют. Похоже, это мой злой рок. – Выражение лица Ирен неожиданно смягчилось, словно в слишком крепкий чай добавили мед. – Вы весь день провели на улице и наверняка устали. Скушайте еще чего-нибудь.
– Не могу, – совершенно искренне призналась я. В меня действительно больше не вмещалось – сказывалось долгое недоедание. – А как вы узнали, что я весь день провела на улице?
– Ранним утром прошел дождь, – взгляд Ирен скользнул вниз, к оборкам моего платья, – кайма намокла, к ней прилипла уличная грязь, которая потом подсохла. Впрочем, ее остатки можно заметить даже сейчас.
– Я даже не обратила внимания, – ахнула я, принявшись отряхиваться с помощью перчаток.
– Нисколько не сомневаюсь, у вас имелась масса куда более важных причин для беспокойства, – ответила Ирен так сухо, что я посмотрела ей прямо в сверкающие глаза – такие умные, что мне показалось, будто моей благодетельнице известны все тайны моей никчемной жизни.
Не обращая внимания на уговоры Ирен посидеть еще немного и подкрепиться, я принялась собираться. Мне стало интересно, догадалась ли она только в кондитерской, что я была голодна, или знала об этом изначально. Поднос оставался почти наполовину полон. До меня неожиданно дошло, что Ирен, хоть и первой приступила к трапезе, съела очень мало и в основном пыталась накормить меня.
Она оставила на столе несколько монет, после чего осторожно подхватила бобровую муфту и стала неспешно натягивать перчатки. Меня донельзя смутило, что я наелась за чужой счет, и, чтобы скрыть смятение, я снова принялась отряхивать платье. Наконец, взяв себя в руки, я выпрямилась и проглотила комок в горле, появившийся от осознания того, что пройдет еще несколько мгновений, и я вновь останусь одна.
