Отвернувшись на мгновенье, Белай не нашёл её на прежнем месте. Окликать не стал. С досадой пошёл следом, угадывая путь по колыханию вейника и лисохвоста. Доброслава стояла в траве пригнувшись, прижав к губам палец. Из близких зарослей доносилось негромкое сопенье. Белай осторожно раздвинул ветки таволги и увидал двух готов. Взяв наизготовку лук, он выразительно кивнул Доброславе. Та бесшумно исчезла.
Распуга уже нашёл порвавших путы верховых коней и недоумевал: куда подевались всадники? Готы проснулись, когда на каждого было направлено по два меча. От них дебряне-разведчики узнали обо многом.
Оказывается, когда Эрманариху сказали об исчезновении Цветоя, он впал в бешенство и приказал привязать жену беглеца к хвостам диких лошадей. Но два младших её брата, мстя за сестру, подстерегли короля и нанесли ему рану в бок. Он стал так слаб и бессилен от раны, что войском командует теперь Винитар. Винитар решил немедля напасть на днепрян-антов. Его войско находится в двух переходах отсюда и изнемогло от жажды. Этих двух готов послали искать воду. Проблуждав всю ночь и утро, они только недавно выбрались к Днепру, напоили измученных коней и пустили их малость попастись.
Вот с этими-то вестями Новко с Белаем и поскакали на готских конях к Бусу. Прихватив пленных, Распуга и Познан тоже повернули челны обратно. Самое важное они узнали!
Ратники ушли в долгий поход, а Доброслава осталась. С холма глядела на последнюю ладью, на золотого крылатого змея, насаженного на палку — Бусово знамя. Страшилась отвести глаза от реки, словно могла ещё воротить названых братьев.
Месяцы покатились друг за другом…
В доме князя её не обижали. Она сама держалась дичком. Да и что прикажете делать с молчуньей? Резвушки — дочери Буса — водили хороводы на лугу, пели за пряжей песни-потешки, дёргая репу, загадывали друг другу загадки — Доброслава не открывала рта.
Зато с охотой убегала она за ворота городища к ковалю (название ему прилепилось от большого молота-ковадло). Часами могла смотреть, как в дыму, в искрах ковал он треугольный лист железа для копья, закручивал его в трубку и вставлял вкладыш-остриё. Почему её манили не витые браслеты да подвески, а копья да секиры? Княжны, дочери Бусовы, понять этого не могли.
Ещё одно жаркое лето минуло. На сжатых нивах мокли под дождями побуревшие скирды. По туманному небу наискосок тянулась улетающая грачиная стая. Доброслава смотрела вверх, запрокинув голову: куда спешат вольные птицы? Чьи земли встретятся им по пути?.. Спохватившись, махала посошком, отгоняя от озими свиное стадо, которое пасла в дубраве поблизости. Старый боров, недовольно хрюкая, трусил обратно — подбирать в пожухлой траве жёлуди.
А жестокая война шла уже совсем близко! Стали приплывать на челнах раненые. С их слов узнавали, как переменчива воинская удача. Король Эрманарих, слабый от раны, но безжалостный по-прежнему, велел сжечь крепость антов на днепровских порогах, поставить на этом месте свою, из камня. А кичливый, любящий славу Винитар, которого Бус разбил в первом сражении, скоро оправился и снова набрал силу.
Долго ли, коротко, грянула страшная весть! Храбрый Бус, его сыновья и войсковые старейшины захвачены Винитаром в плен и погибли в страшных муках. Их прибили к столбам гвоздями.
Спустя какое-то время, потаённо, на простой повозке, запряжённой восемью парами волов, тело Буса привезли на городище.
Что за стоны, что за горький плач поднялись тогда над Днепром! Женщины рвали волосы, причитали: «Кто равен ему в доблестях? Подобно солнцу будет светить имя Буса! О, земля днепрян! Хоть нет больше в живых храброго князя, но когда захочет добыть тебя гот, не покоряйся!»
Городище готовилось к отчаянной обороне. Все от мала до велика решили стоять до последнего. Издревле антские жёны умели проявить отвагу, а девы-воины не жаловались на тяжесть копья.
Но случилось иное: готы не пошли вверх по Днепру. Они бежали в Крым. Грозной лавиной нахлынули на них гунны! Те, кто притеснял других, сами сделались теснимы и гонимы.
Остатки Бусовой рати стали возвращаться к своим племенам. Кто плыл в челнах мимо городища, с натугой гребя вёслами против течения; кто вёл в поводу понурых коней, а поперёк седла либо в повозке лежал исколотый копьями родич.
Не год, не два прошло с той поры, как дебряне расстались с Доброславой. Мудрено было бы им узнать теперь своего найдёныша! Она стала рослой красивой девушкой.
Доброслава упорно ждала названых братьев на том самом месте, где они с нею простились. Много лиц промелькнуло мимо. Много она наслушалась рассказов про доблесть павших и муки живых. Знакомых имён при ней никто не произнёс ни разу. А спросить она не могла.
И вот однажды заприметила Доброслава небольшую ладью без всякой поклажи, что плыла мимо городища не останавливаясь. На вёслах сидели двое: лиц она не могла разглядеть. Лишь что-то в движении плеч, в том, как они дружно откидывались оба разом, а за спиной у одного вспыхнули овсяным снопом волосы, вдруг заставило её сбежать с холма, не чуя ног, к самой воде. Она сорвала платок с головы и махала, призывая гребцов повременить, причалить к берегу.