Доброслава из рода Бусова - [3]
Едва князь Бус появился на подворье, как к нему привели дебрян и немую девочку.
Бус молча выслушал короткий рассказ о немилосердном избиении целого славянского рода. Лицо его залилось краской гнева. Князь в ярости прикусил длинный ус.
— Как лжив и коварен король Эрманарих! — вскричал он. — Просил моей верности, а сам обнажил меч. Да поразят отступника молнии Перуна!
Пылающий взгляд, блуждая, остановился на Доброславе.
— Кто она? — спросил, слегка нахмурившись.
Познан выступил вперёд.
— Последняя из славнов, добрый князь. Просит защиты и приюта. У Доброславы нет больше рода!
— Подойди ближе, дитя, — проговорил князь, привстав со скамьи. — Оставляю тебя в своём доме. Будешь мне названой дочерью. Почему же ты молчишь? И отчего плачешь?
— Князь! Она немая. Мы нашли её в развалинах без памяти от испуга. Выходили. Она привязалась к нам, дебрянам, и боится разлуки.
Князь минуту размышлял.
— Княжеское слово твёрдо, — сказал он. — Отныне и навсегда она — из рода Бусова. Но разлучать вас я не хочу. Все четверо вы остаётесь при мне. Впереди война с вероломными готами. А среди дебрян, я вижу, есть настоящие богатыри! Хочешь в мою дружину, удалец? — спросил он Распугу.
— Хочу, добрый князь! — рявкнул тот в ответ.
НОВЫЕ СТРАНСТВИЯ
Пока князь Бус скликал рать для похода, Доброслава жила на княжеском подворье. Не на женской половине, как велел обычай, а при братьях-дебрянах. С короткими волосами она была похожа на мальчика, и вскоре никто уже не удивлялся, если дебряне брали с собою названую сестрицу на звериные ловы.
Распуга учил Доброславу метко пускать стрелу, Познан — различать сигналы охотничьих рожков, а Новко — плести рыболовную снасть. Вечерами вокруг костра, на котором жарился целиком дикий кабан, Доброслава слушала удалые рассказы ратников. Белай тихонько подыгрывал на гуслях, слагая песню-славу храброму Бусу.
В один их таких мирных привалов с реки донёсся торопливый плеск весла. Человек в богатой, но разорванной одежде, едва выйдя на берег, приказал, чтобы его вели поскорее к князю. Не мешкая, Распуга поскакал с ним к Бусу. Дебряне не захотели отстать от побратима. Доброславу подхватил в седло проворный Новко.
Князь сразу признал в пришельце воеводу Цветоя, которого оставил заложником при Эрманарихе. Цветой бежал от готов, как только проведал их тайные замыслы. Готы решили не вступать в бой с грозными гуннами, «преследователями многих племён», а сами вторгнуться в славянские земли и расселиться по Днепру. Но сперва король Эрманарих хитростью заманит Буса вместе с дружиной в ловушку, откуда ни пешему, ни конному не выбраться. Антов же, оставшихся без защиты, кого перебьёт, кого продаст в рабство…
Бус стал готовиться к длительному походу и жестоким битвам.
Дымчатая голубизна весны давно растаяла, лето стояло в середине, когда князь собрал на Днепре ладьи с воинами из ближних племён. Но прежде чем двинуть рать, решил послать вперёд разведчиков.
Напасть следовало врасплох, чтобы готы не подозревали о приближении войска.
Лазутчиками Бус снарядил четверых дебрян, успев увериться в их преданности и смётке. Родом из лесной глухомани, они были никому не ведомы на речной дороге. А торговый груз на челнах усыпит любую подозрительность.
Они отплыли глухой ночью, при слабом свечении месяца. Доброславу, когда проснётся, уверят, что отлучка недолга и что братья привезут ей гостинцев…
Река требовала неусыпного внимания. Прямое русло со спокойным течением то и дело сменялось быстриной, челны сносило на песчаные косы. Возникали крутые повороты с клыкастыми камнями, выступающими со дна.
Мир вокруг оставался по-ночному тёмен. Тающий обмылок месяца уже не мог озарить высокий правый берег из наносов песка и глины. Подступающая слева степь казалась таинственной и безмолвной.
На рассвете они остановились, чтобы разведать местность.
— Ну и травы! — воскликнул с завистью Новко, уходя по пояс. — Чистый лес. Помахать бы косой-матушкой!
Он с жадностью перебирал в ладонях мокрые от росы цветы люцерны, похожие на жёлтых мотыльков, стебли льнянки, лиловые чашечки колокольчиков и резные с матовым подбоем листья полыни. У каждой травинки было своё пахучее дыхание.
Понемногу небо окрашивалось в два цвета: синий и пламенно-розовый. Солнце вставало над степью. Как ни вглядывались лазутчики из-под ладоней, ни вслушивались, ветер не доносил ниоткуда конского ржанья.
Степь была безлюдна.
Уже берясь за вёсла, Белай с беспокойством оглянулся: ему почудилось какое-то шевеление в лодке между кулями. Он подал знак товарищам, снова причалил к берегу и вывел, ухватив за плечо, притаившуюся Доброславу.
Посердились дебряне, побранили своевольницу, да делать нечего. Дальше поплыли вместе.
— Не девичьего ума ратное дело, — ворчал Познан. И добавлял со вздохом — Дитя ещё малое! Мы её уберечь хотели. А бедняжка испугалась, что покинули.
Близко к полудню, когда степь разморило и травы дышали сухостью, они неожиданно заприметили на узкой отмели отпечаток копыта. Ступал ли тут осёдланный конь? Либо дикое животное сошло к водопою? Сразу не догадаешься. Трое крадучись пошли вдоль берега. Белай остался у челнов, а Доброслава, присев на камушек, принялась плести венок из незабудок.
