Добролюбов - [42]

По словам Шемановского, Вяземскому стоило больших трудов уговорить Добролюбова отказаться от своего намерения покинуть институт. Он не принял прошения и убедил студента, что ему необходимо закончить образование, хотя бы ввиду его сложного семейного положения. Вполне вероятно, что Вяземский при этом принимал в расчет уже пошатнувшуюся репутацию Давыдова и охлаждение к нему со стороны высшего начальства. Слишком уж большую огласку приобрели служебные злоупотребления директора Педагогического института и его враждебные отношения со студентами. Институт явно приходил в упадок. Слух об этом дошел даже до провинции, где в особенности была ощутима плохая подготовленность учителей, оканчивающих институт.

В связи с этим интересно вспомнить один документ, сохранившийся в архиве Добролюбова и известный под названием «Письмо к директору Пензенской гимназии». Той же осенью 1856 года, когда в институте происходили описанные события, Давыдов получил анонимное письмо из Пензы, автор которого, выступая от имени пензенской интеллигенции, осуждал деятельность Давыдова и доказывал, что характер институтского воспитания должен быть решительно изменен «сообразно современному состоянию общества». В письме содержались также серьезные упреки по адресу окончивших институт студентов.

Давыдов собрал воспитанников и прочитал им свой ответ, обращенный к директору Пензенской гимназии, в котором яркими красками описывались достоинства института и отвергались все упреки по его, адресу. Попутно Давыдов позаботился о том, чтобы пензенский директор имел возможность отыскать автора анонимного письма и передать его в руки жандармов; позднее стало известно, что директор справился с этой задачей: автор был найден, представлен в Третье отделение и, по слухам, сослан в солдаты на Кавказ.

Студенты были возмущены оправданиями директора и решили сами написать в Пензу. Как всегда, за дело взялся Добролюбов. Он начал писать большое письмо (сохранился только черновик его первых страниц), где объяснял, что студенты совсем не разделяют директорской точки зрения. «Студенты стыдятся, что защита их интересов досталась на долю человеку столь недостойному, и решаются сами сказать слово за себя», — писал Добролюбов. Полемизируя с ответом Давыдова, он высмеял его попытку доказать совершенства института тем, что в нем есть ученые профессора и что за 28 лет из его стен вышел десяток порядочных людей. С негодованием отвергая «жалкие, бесстыдно ложные фразы» Давыдова, Добролюбов отсылал пензенского директора к своей недавно появившейся рецензии в «Современнике», содержавшей правдивую характеристику состояния института. В полном согласии с этой рецензией, открыто развивая мысль, которая там была высказана между строк, Добролюбов доказывал, что смысл десятилетней ревностной работы Давыдова на посту директора сводился к одному: «Он хотел держать студентов как мальчиков, стараясь всего более сделать из них бессловесные, покорные, немыслящие существа…»

И как подлинный гражданин, для которого во всем и всегда на первом плане интересы его родины, Добролюбов писал здесь от имени студенчества:

«…Мы, студенты нового времени, люди молодого поколения, сами более всех видим те гадости, те злоупотребления, которыми отличается Институт в последнее время. И мы не только не оскорбляемся негодованием пензенского общества, но еще радуемся, находя в нем сильного союзника в наших собственных усилиях к уничтожению зла. Мы всегда гласно говорили пред обществом и даже пред высшим начальством, что нынешний институтский порядок не может привести ни к чему доброму… Из этого письма министерство может увидеть, что были правы мы, а не наши ближайшие начальники, на которых одних лежит ответственность за все тяжкое, неискупимое зло, которое потерпела Россия от Института…»

«Мы, студенты нового времени…» Да, Добролюбов имел право говорить так — и не только от имени студентов, но и от имени целого поколения передовой русской молодежи, ибо он выражал ее мысли и чувства. Он становился ее вождем уже на студенческой скамье. Сколько достоинства, сколько мужественной честности звучало в его словах, когда он с горечью указывал на вопиющие недостатки института. По всей стране разъезжались педагоги — питомцы Давыдова, искалеченные дурным воспитанием, зараженные реакционной идеологией и неспособные служить делу народного просвещения так, как представлял себе это служение Добролюбов. Главную ответственность за позорное падение института нес Давыдов.

Борьба Добролюбова с ненавистным «Ванькой», еще далеко не законченная, носила в своей основе политический характер, она отражала глубокие противоречия, присущие тогдашнему русскому обществу. Это была борьба передового человека, демократа и социалиста, против одного из зубров реакции, убежденного представителя охранительной идеологии, защитника принципов казенной педагогики. В этой борьбе успели проявиться все лучшие качества Добролюбова: его честность, смелость, принципиальность — качества, с такой изумительной силой сказавшиеся в дальнейшей деятельности знаменитого критика-трибуна. В этой борьбе он испытал свои силы, приобрел опыт, пригодившийся ему впоследствии.