Добро пожаловать в Москву, детка! - [13]

Сорокапятилетний Михаил Иванович Карамышев работал санитаром в отделении третий год, завершив неудавшуюся карьеру при армии. Высокий, под два метра, мужик, громогласный, с густой шевелюрой с проседью и такими же густыми ветвистыми усами. Михалыч был несколько раз контужен, не пил, но курил без меры, заменяя алкоголь никотиновой зависимостью. Верка всегда очень смешно описывала, как он, важно и не торопясь, расхаживал по коридорам клиники, практически не сгибая свои длинные ноги в коленях, как цапля. И частенько, когда пациент умирал на операционном столе, Вера зло шутила над Михалычем, обвиняя его в смерти, потому что тот его долго нес. Также Михалыч имел ужасную привычку громко отхаркиваться, по причине зашкаливания табака в легких, и слово паразит, которое выводило из себя с виду абсолютно непробиваемую Веру — «это самое».

— Кать, заходит он в палату, я готовлю пациента. Я сосредоточена, у меня Никитин. И эта усатая цапля сначала начинает, блять, кашлять там у меня! — Вера стала изображать, как Михалыч кашляет. — Эмммм! Ээээ! Кхэ! Кхэ! Кхэ! Ээээммм! Эррр! Катька слышала уже это много раз, но вновь покатывалась со смеху, потому что Вера показывала очень правдоподобно: багровея, морщась, широко открывая рот, корча рожи и меняя голос.

— Потом, наконец-то, откашлялся и говорит такой: «Это самое… Вер… Эт… Я чо зашел-то … Случайно прохожу … И вижу ты здесь»… Кать, он задолбал! Он постоянно случайно мимо меня проходит! Я обедаю, он как бы случайно тоже тащит свой пакет с едой. Я варю кофе, ему тоже, блядь, хочется вдруг кофе! Я выхожу покурить, и он опять, конечно же, случайно там! — распалилась Верка. — Так, продолжаю: «Я случайно проходил…». Я его перебиваю: «Так, Миш, ты что хотел, я занята сейчас!» — «Так это самое… Давай сходим на Монстры на каникулах!» И заржал так по-идиотски. Ну почему заржал, распереживался, я понимаю, это нервное, нервная хорея у него уже развилась… Кать, представь: сорокапятилетний мужик приглашает сорокалетнюю женщину на мультик да еще на каникулах! Я не понимаю, Кать! Почему на каникулах? Он детей своих хочет притащить что ли?! Чтобы они потом маме рассказали, что у папы-неудачника, наконец-то, появилась женщина! — Веру распирало, а Катька продолжала ржать, хлопая себя по коленке.

— Да нет, Вера, это мультик так называется «Монстры на каникулах»!

— Аааа… Ну это дела не меняет, все равно, что за дурацкое приглашение!

— И что? Я надеюсь, ты согласилась!

— Я так разозлилась, Кать, скуксилась как лимон! — Верка показала, как она скуксилась. — И говорю ему — Нет, Миш, я не люблю мультфильмы… А он опять заржал, как ослик, и говорит: «А… Ну… Понятно… Ну я это пошел… Я же просто так проходил… Думаю заодно».

Катька все смеялась, Вера тоже улыбалась, довольная, что рассмешила подругу.

— А ты что так поздно? На проверке или на свидании была?

— Нет, со свиданиями пока завязала, уж полна моя копилочка шедевральных мужчин. На проверке, Александр попросил, причем ехать нужно было аж в Митино, потом на тренировку.

— Ты голодна, поешь печени?

— Ой, нет, сейчас уже поздно, только чай попью.

Глава 11

Катька стояла на голове, попеременно касаясь пяткой то одной ноги, то другой шершавой стены, с кое-где отошедшими обоями. Квартира была без излишеств, с давно не деланным ремонтом, но светлая, добрая и чистая, причем, в последнем была немалая заслуга именно Катьки, которая каждую уборку отдраивала все уголки до скрипа. Девушка свое «гнездышко» любила, также ее «гнездышко» любили и все ее друзья, частенько захажившие на кофе или чего-нибудь покрепче, с приглашениями и без. Это была первая квартира, которую Катька снимала самостоятельно уже два года, одна без чьей-либо помощи, как и предстоящие десять лет жизни. Тогда Катьке исполнилось двадцать семь лет, она уже руководила отделом продаж в компании и сейчас половина двенадцатого ночи просчитывала план на следующий год. План этот она писала не впервые и прекрасно понимала, что реальными, дай бог, будут только первые три месяца, а остальные показатели так тщательно анализируемые покатятся в тартарары, учитывая волнообразное движение их бизнес-стратегии, многочисленные «идеи» Сергеича, ну и то, что живем в России. Катька устала от бесконечных цифр и графиков, в глазах рябило, мысли были уже не такими четкими и уверенными. Девушка решила подзарядиться, встав в стойку на голове. Катька в то время достаточно серьезно и ответственно занималась йогой, в большей части благодаря уникальной девушке Анечке Карасевой, профессиональному тренеру, настоящему знатоку восточных методик и человеческого тела. Не смотря на юный возраст Анечка была мудра, и знание, которое многим не дается и с годами, она уже несла в себе и делилась им с окружающими. Аня обладала очень милой внешностью: румянцем персиковых щечек, чистыми голубыми глазами с длинными ресницами и голоском, как у Настеньки из «Морозко», но в противовес внешнему была сильна и упряма, много читала, упорно занималась, постоянно ездила на всевозможные тренинги по йоге и духовному развитию. Когда Ане исполнится тридцать, она разработает собственную систему тренировок, учитывая плюсы и минусы, ошибки и достижения йоги, цигун, калланетики и еще нескольких направлений, которыми ей приходилось заниматься. Аня станет известным в своих кругах тренером, мастером по йоге физического и панического тел, а для многих учителем, и записаться к ней в группу будет не так-то просто из-за огромного количества желающих. Но совершенно иное ей пророчили мама и бабушка. Аня росла девочкой хрупкой и болезненной, часто пропускала школу, всячески сторонилась вообще какого-либо спорта, и даже получила освобождение по физкультуре по состоянию здоровья, пока бабушка ее не показала, пожилой и уже редко практиковавшей, доктору медицинских наук, профессору Любови Васильевне Громовенко. Маленькая седовласая старушка-профессор, осмотрев шестнадцатилетнюю девушку и ознакомившись с анализами, направила ее в класс йоги. Бабушка и мама Ани тогда очень удивились рекомендациям профессорши, сделав вывод, что все-таки Любовь Васильевна уже не та. Но Аня идеей загорелась, и уже через неделю стояла в собаке.