«Вот он я, — думал Датчер, — здесь, в отеле, далеко от дома, в компании с умирающей нелюбимой девушкой, одураченной на час, и киносценаристом, — он бродит от одной студии к другой, словно беженец, регулярно, неделя за неделей, и на лице его явное выражение нищего, выпрашивающего не милостыню, а работу, — и с этой гадалкой по руке — ее можно купить на ночь за три дешевых комплимента и десять минут замысловатых намеков. Непостоянный, ревнивый, законченный эгоист, подвержен настроению, успех в будущем не грозит, линия жизни короткая…»
«Англия! Англия!» Мальчишеские голоса, дрожащие на ночном ветру, слабо доносились до него через окно.
«Мне стыдно за себя, — размышлял он. Я встречаю трагический час мира в скорбном и комическом наряде. Пришло время для какой-то благородной и потрясающей акции. Но кто поручит мне благородную и потрясающую акцию?»
— Мне хотелось бы обратиться к Европейскому континенту, — произнес он вслух.
— Что ты сказал? — прошептал Макамер.
— Так, ничего. — Датчер натянул одеяло до подбородка. — Знаешь, что я собираюсь сделать?
— Ну?
— Жениться. У меня будет жена, и я буду жить на ферме, выращивать кукурузу, пшеницу и виноград, наблюдать, как зимой падают хлопья снега, и резать свиней; во всем следовать временам года. На какое-то время мне хочется стать вовлеченным в вечное движение жизни.
— Ясно, — откликнулся Макамер. — А мне только что приснилось, что Мервин Лерой предлагает мне работу. Не так уж плохо, не так уж плохо, очень плохо… — И умолк.
— Следовать временам года… — повторил Датчер, пробуя на вкус эту фразу. — Следовать временам года…
Закрыл глаза — и тут же увидел опять: бомбардировщик замер на месте, парнишка-пилот выскочил из него, чувствуя наконец под собой твердую, холодную землю. Широко улыбнулся, чувствуя, как резко спало напряжение и под мышками потекли ручейки пота.
«Я это сделал, я это снова сделал!» — повторял он с облегчением, широко шагая по летному полю на командный пункт, чтобы доложить командиру об успешном вылете.
«Основные течения американской мысли»
Эндрю диктовал текст:
«Флэкер. Ну, парень, по-моему, с меня довольно. Лучше тебе обо всем рассказать.
Звуковые эффекты: звук закрывающейся двери, ключ медленно поворачивается в замочной скважине.
Бадди. Тебе никогда не заставить меня говорить, Флэкер.
Звуковые эффекты: звонкая пощечина.
Флэкер. Может, теперь, парень, ты изменишь свое мнение? Где Джерри Кармайкл?
Бадди (смеется). Тебе хотелось бы об этом узнать, Флэкер?
Флэкер. Да (медленно, с явной угрозой в голосе).
И я это выясню. Так или иначе выясню. Понимаешь меня?
Звуковые эффекты: слышится завывание сирен; громче; сирены стихают.
Диктор. Как вы думаете, заговорит ли Бадди? Заставит ли его Флэкер назвать местонахождение спасенного сына железнодорожного короля? Отыщет ли его вовремя Дасти Блейдс? Включайте ваш приемник в понедельник, в это же время» и т. д.
Эндрю опустился на кушетку, задрал ноги, потянулся, вздохнул, наблюдая, как Леонора заканчивала, скрипя пером, писать его диктант в своей тетрадке для стенографии.
— Тридцать баксов, — сказал он. — Еще тридцать. Ну как, устраивает?
— Угу, — пробормотала Леонора. — Одиннадцать с половиной страниц. Все отлично получилось, Энди.
— Конечно. — Эндрю закрыл глаза. — Можешь поставить свою тетрадку рядом с «Моби Диком» на полке в библиотеке.
— Это так волнует! — Леонора встала со своего места. — Не понимаю, почему они жалуются?
— Ты очень хорошая девушка. — Эндрю поднес руки к глазам и стал ожесточенно тереть их кулаками. — У меня на глазах будто деревянные дверные петли. Ты хорошо спишь по ночам?
— Нельзя тереть глаза, — Леонора надела пальто, — от этого только хуже. Так завтра, в десять?
— В десять. Буду спать — разбуди, вырви из объятий Морфея. Оставим на этой неделе в покое Дасти Блейдса, с его судьбой, и перейдем к дальнейшим приключениям Ронни Кука и его друзей. Сорок долларов за каждый сценарий. Мне всегда больше нравилось писать о Ронни Куке, чем о Дасти Блейдсе. Увидишь, как подействует на мой талант лишняя десятка. — И открыл глаза.
Леонора стояла у зеркала, надевая шляпку. Если смотреть на нее искоса — не такая уж дурнушка. Ему очень жаль Леонору — ну абсолютно ничего привлекательного — круглое розоватое лицо, волосы свисают, как веревочки. Никто никогда не связывал в разговоре ее имени с каким-нибудь парнем. Шляпка у нее ярко-красная, отделка сбоку — какое-то странное сооружение, вроде лестницы… И смех и грех! До Эндрю вдруг дошло, что шляпка на ней новая.
— Какая у тебя потрясающая шляпка, просто восторг! — лихо солгал он.
— Ох, если б ты знал… я так долго не решалась ее приобрести. — Леонора покраснела — приятно, что он заметил ее обновку.
— Хэрриэт! — визгливо крикнула нянька соседской маленькой девочке, игравшей на дорожке. — Ну-ка, убирайся оттуда! Чтобы духу твоего там не было!
Эндрю на кушетке перевернулся на живот и положил на голову подушку, задал вопрос Леоноре:
— У тебя возникли какие-нибудь идеи насчет завтрашнего сочинения о Ронни Куке и его друзьях?
— Нет. А у тебя?
— Тоже нет. — И потуже обернул подушкой голову.
— Но к завтрашнему дню они у тебя наверняка появятся! — ободрила его Леонора. — Так всегда бывает!