Добей лежачего - [29]

Второй тайм

— Ты молодец, принёс команде три очка.

Брэндон поднял глаза.

— А? Да, спасибо.

Брэндон сидел один в углу бара в «Альбионе». В субботу вечером паб был полон под завязку; в одном углу шумно метали дротики, и те, кто уже успел как следует поддать, чувствовали прилив воинственности. Чем более шумно становилось в пабе, тем сильнее посетителям приходилось повышать голос — и тем более шумно становилось в пабе. Мужья торопились влить ещё по кружке в свои бездонные утробы, прежде чем топать по домам на развнедельное спаривание. Курильщики покупали себе, для разнообразия, сигары, чтобы сделать воздух ещё более спёртым. Люди, пьющие в одиночку, чувствовали себя ещё более одинокими оттого, что окружающие буйно демонстрировали, что уж без кого, а без друзей они могут прекрасно обойтись.

Но всё это не касалось Брэндона. Брэндону «Альбион» казался спокойным местом, и он не возражал побыть в одиночестве. Может, потому, что он только недавно был у Бенни, где и сейчас тусовалась вся прочая команда. К Бенни ходили, когда «Логово» надоедало, и хотелось сменить обстановку. У Бенни было дёшево, тесно и до невероятия шумно, а девки — как однажды с энтузиазмом объяснил Брэндону вратарь «Атлетика» — все как одна были «гулюхи». Брэндон ходил туда просто потому, что это помогало ему отойти от матча, но уходил рано, через час или два, ссылаясь на необходимость лечь пораньше, и парни обычно говорили, эй, Брэндон, мы ведь тебя знаем, тебе просто не нравятся наши девчата, сам, небось, в «Пальму» намылился, пойдёмте-ка все с ним, парни, Большой Брэн нас туда проведёт; а он улыбался и говорил, нет, правда, надо лечь пораньше, а потом, чтобы ответно подковырнуть их, добавлял, да и в любом случае, вы, ребята, недостаточно хороши для девушек из «Пальмы», и они начинали шуметь, хлопать его по плечу и кричать «Старина Брэн», а он незаметно ускользал, чтобы спокойно посидеть в «Альбионе».

— Знаешь, не обижайся, но смотреть, как вы гоняете мячик, было не больно-то интересно.

Брэндон засмеялся.

— Он ведь тебе как с неба свалился, ты будто не знал, куда его девать.

Брэндон засмеялся снова.

— Да я знаю, это не то же самое, что забить сольно, или завершая комбинацию.

— Можно мне купить выпивку для героя?

— Давай.

— «Бакарди» с кока-колой? — предложила она. Что она, дразнит?

— Нет, мне пивка.

— Пивка, так пивка.

Она сказала, что её зовут Мэгги, и была она вся в чёрном. Туфли, колготки, юбка, которая почти ничего не закрывала, свитер под горло. Может, она оделась так, чтобы оттенить ослепительно белые волосы. На Брэндона такой контраст произвёл сильное впечатление. Он знал, что футболисты — так уж принято о них думать — предпочитают блондинок. Сейчас это было уже не так актуально, но в шестидесятые и в начале семидесятых каждый футболист непременно хотел жену-блондинку, чтобы хорошо сочеталась с «Ягуаром», и дом в стиле ранчо на Чингфорд-роуд. Говорили, что, взглянув на корни волос жены футболиста, можно безошибочно определить, из какого он дивизиона. Если тёмного было миллиметров пять, значит, парень был из Второго. Если через всю комнату было заметно, что жена сама травила волосы перекисью, значит, он был из Третьего или даже из Четвёртого. Тогда был настоящий бум по окраске волос. Впору было открывать при клубах дамские парикмахерские.

Мэгги кое-что знала о футболе. Не так много, призналась она, по-настоящему игра зацепила её только в этом сезоне, но она ходила на все домашние матчи. Она умела слушать и не задавала глупых вопросов. Фанаты, знал Брэндон, любят задавать глупые вопросы. Сначала ему нравились все болельщики — все, кто любит игру, казались ему хорошими людьми, а если им нравилось, как играет Брэндон, они казались ему ещё лучше. Но в конце концов от них устаёшь — по крайней мере, устаёшь от двух типов болельщиков. Первый тип — те, кто ничего не знает, они хихикают и подталкивают друг друга, спрашивают, кто это там, не Брэндон ли Доминго, и говорят, что правда же, как здорово быть профессиональным футболистом, и какой классный гол он заколотил «Порт-Вейлу», хотя на самом деле мяч тогда влетел в ворота всего-навсего рикошетом от твоего колена, да и то потому, что вратарь в этот момент думал о чём угодно, только не о футболе. Вторым типом были всезнайки, которые видели Стэнли Мэтьюза, когда тебя ещё и на свете не было; они могли очень подробно рассказать тебе, в чём проблема твоего клуба, твоего начальства, а в первую голову, твоя и твоей игры. Они расскажут, играешь ли ты слишком глубоко, или слишком рвёшься вперёд, совсем не бываешь в центре или боишься уйти из центра, держишь мяч чересчур долго или торопишься от него избавиться. Порой Брэндону казалось, что только такие болельщики и ходят на матчи. Футбол, в любом случае, был проще, чем они о нём думали. Ты много тренируешься, выходишь на поле и выкладываешься по полной — так каждую неделю; футбол — это работа, работа, которая должна нравиться, и каким бы докой в ней ты ни стал, всегда будут люди, которые умеют делать её лучше тебя. Так, по крайней мере, видел игру Брэндон.

— Ты расстроился оттого, что они тебе свистели?