До свидания, эрлюсы - [13]

— С двадцать четвертого. А вы?

— С двадцать второго.

Никита не хочет бередить давнишние раны и переводит разговор на другую тему.

— Глухариные места-то.

— А вы охотник?

— Хожу с ружьем по лесу. Да только два врага у меня в лесу: рысь и волк, а по остальным — мажу. А так как рыси и волки мне не попадаются, то на охоте я стихи сочиняю. Несколько раз меня приятели-охотники штрафовали во время лосиной охоты. Стою на номере, вижу, лось на меня прет. Пугану его выстрелом, а потом ссылаюсь на плохое зрение. А, надо сказать, зрение у меня преотличное и стреляю — неплохо… Однако охота охотой, а где же наши ребятишки? Давайте еще покричим.

Начинаем кричать.

— Кооо…ля-а!

— Андрей-е-ейй!

— Э-эй! — отзывается эхо, и снова наступает тишина…

И опять мы медленно пробираемся по лесу, надеясь найти какой-нибудь след, оставленный юнгами, и опять зовем ребят.

— Тише! — Соломко приставил палец к губам. — Кто-то кричит. Слышите?

Правда, слышен крик, и не так далеко. Идем на крик… Торопимся… Теперь хорошо различаем голос Харитонова.

Вскоре выходим на поляну, где стоят капитан и Филипп.

— Куда же они делись? — Харитонов тяжело вздыхает. — Что с ними могло случиться?

Мы пожимаем плечами.

— И как это я додумался послать их одних! И зачем?

— Надо вернуться на стоянку: может быть, они пришли без нас. А если их там нет, — предложил Филипп, — то придется обратиться за помощью к колхозникам, они хорошо знают здешний лес.

— Филипп, Юра, дело говорит, — замечает Борода.

У палаток нас встречают молча.

— А где Аркадий Емельянович? — спрашивает инженер.

— Он поплыл вниз по реке. Может, там мальчиков встретит.

— Покушайте, — нерешительно предлагает профессорша.

— Идемте в деревню, — торопит Филипп.

Поиски продолжаются

Наш старый знакомый председатель сельсовета Назар Семенович стал нас успокаивать.

— Найдем ребят, обязательно найдем.

Он разослал гонцов по деревне собирать охотников и молодежь, а сам повел нас к Тихону Устиновичу Силаеву. По дороге Назар Семенович рассказал, что Силаев всю жизнь проработал в лесу и знает на память не только каждое дерево, а каждую травинку.

Старик строгал доски за домом.

— Тихон Устинович, мы к тебе за помощью.

— Проходите в хату. Я сейчас.

— Идемте, — позвал Назар Семенович. И уже с порога пояснил: — Раз в хату пригласил, значит, все в порядке.

В горнице было чисто и уютно. В углу стоял большой самодельный стол, у стола — длинная скамья. Стулья у стенок — новенькие: они, видно, здесь для украшения. На стене висят фотографии. На самом видном месте два портрета, увеличенные каким-то бродячим фотографом. Фотографии застеклены, чтобы скрыть безбожную ретушь. На одной из них узнаем Тихона Устиновича. На груди у него орден Отечественной войны и две медали. На другой фотографии, — вероятно, супруга хозяина дома. У обоих каменные и подмоложенные лица.

— Назар Семенович, старик воевал?

— Партизанил…

В горницу вошел Тихон Устинович.

— По какой нужде ко мне? — Тихон Устинович глянул на Соломко, видимо, считая его, по бороде, самым старшим из нас. Соломко коротко рассказал историю с юнгами.

— Помогите нам разыскать ребят. Вы лучше всех лес знаете.

— Знать — знаю, не спорю, — что-то прикидывая в уме, раздумчиво проговорил старик. — На голове волос столько нет, сколько я посадил деревьев на своем веку. Как не знать мне леса.

Тихон Устинович замолчал и неторопливо стал сворачивать самокрутку. Прикурил и сделал пробную затяжку. Потом встал со скамьи.

— Ну, вот что, мужики, хватит рассиживаться! Пошли мальцов искать. К Киреевской сторожке идти надо, — пояснил старик Назару Семеновичу.

Колькин судовой журнал

К концу дня мы вышли на перекресток двух лесных дорог. На бугорке стоял столбик с цифрой 213. Это обозначение лесного квартала. Здесь должна собраться вся спасательная партия. Я сел в густую траву на обочине дороги. Пахло спелой земляникой. Громко перекликаются потревоженные птицы. Тут и там зыбкими облачками роилась мошкара. Летали над дорогою фиолетовые бабочки-переливницы. Рядом с нами звонкое дерево долбил неутомимый труженик дятел. В разных концах леса куковали лесные гадалки кукушки. Ото всего веяло старой сказкой.

Тихон Устинович прошелся по дороге, а вернувшись к нам, сообщил:

— С хутора в сторону реки две подводы проехали. Следы свежие. — Потом посидел, покурил и спросил: — Все собрались?

— Нет еще. Братья Лавреновы не пришли.

— Где же они, окаянные, застряли? — зашумел старик.

— Да вон идут — легки на помине, — указал Назар Семенович на дорогу.

Братья-охотники торопились. Еще не дойдя до нас, старший из братьев крикнул:

— Посмотрите, что мы нашли! — и помахал над головою серой книжечкой.

— Ну, что у вас там такое? — равнодушно спросил Тихон Устинович. У старика или было мудрое правило ничему внешне не удивляться, или он наказывал своим равнодушием братьев за опоздание.

— Блокнот нашли.

— Да это же Колькин блокнот! — обрадовался Соломко.

На обложке блокнота действительно было написано печатными чуть стершимися крупными буквами: «Судовой журнал Николая Соболева».

— Где нашли?

— Совсем недалеко отсюда. Валялась в траве у дороги.

Борода стал перелистывать блокнот. На одной из страниц поэт остановился и, пробежав ее быстрым взглядом, протянул блокнот капитану: