До первого снега - [2]

Люди в брезентовых куртках монтировали огромную металлическую башню. Тут и там от огней электросварки сыпались вниз яркие струйки, гасли на лету или, ударяясь о металлические фермы, рассыпались в сверкающую пыль.

По стене строящегося корпуса шла яркая надпись: «Ударная комсомольская стройка».

Серый бульдозер, тяжело переваливаясь, снимал грунт. Вот он остановился, напряженно гудя, буксуя во влажной земле. Отступил назад. Мотор выбросил дымок, взревел, и бульдозер, как бык, с разгона боднул вал и продвинулся дальше.

Слева на пустыре тяжело ухал копер, забивая в землю бетонные сваи. Машинист копра, молодой парень, устроившись на широком сиденье, один управлялся с этой машиной, от могучих ударов которой сотрясалась земля.

Я долго стоял, смотрел, как двигалась и дышала гидравлика копра.

По дороге мимо меня одна за другой проходили машины — самосвалы с гравием и песком, цементовозы, покрытые светло-серой пылью, длинные тяжелые панелевозы, автокраны.

В центре территории высился завод с кирпичной трубой, длинными навесами, наклонными галереями, круглыми бетонными башнями высотой в десятиэтажный дом и огромной вращающейся печью — я как-то видел такую же на цементном заводе. В распахнутые ворота уходил железнодорожный путь.

Не раздумывая, я направился прямо к прорабской — зеленому вагончику, стоявшему на отшибе. Не первый раз я видел стройку и знал примерно, где что находится.

За столом, сколоченным из свежеструганных досок и заваленным чертежами, сидел на длинной лавке человек лет двадцати восьми в серой на молниях куртке и вертел в пальцах маленькую логарифмическую линейку.

Он взглянул на меня. И я уловил в его глазах недоумение. Видно, тоже принял меня за девушку: подал мне табуретку, сказал, что он старший прораб и что зовут его Олегом Ивановичем. Обращаясь на «вы», спросил, сколько мне лет, где я учусь. Потом взял мое свидетельство и вдруг покраснел.

Я прикинулся, что ничего такого особенного не заметил, рассматривал стены прорабской с графиками и списками.

И прораб, видимо, решил, что казус исчерпан.

— Значит, решил стать строителем? — уже другим тоном спросил он, продолжая внимательно меня разглядывать. — Что умеешь делать?

— Шел… увидел трубу…

— А-а… Это, конечно, аргумент…

Зазвонил телефон. Он снял трубку.

Я слышал, в трубке кто-то быстро-быстро заговорил.

— Да-да, был такой разговор в обкоме, — спокойно ответил Олег Иванович, — был.

Телефон снова затараторил. Олег Иванович выслушал и ответил:

— А вы когда-нибудь пробовали строить начиная с крыши? Что это значит? А то, что сборные конструкции вы подаете на объект хаотически. Нам нужны колонны и другие детали нижних этажей, а поступают те, которые должны монтироваться наверху. Площадка завалена конструкциями, а монтировать нечего. Кувалдами подгоняем детали под монтаж.

Телефон снова долго частил, но Олег Иванович слушал, уже морщась, как от зубной боли.

— Неритмично поставляют металл? — переспросил он. — Начинаете опять выискивать «объективные». Да вы просто не заинтересованы, чтобы мы, строители, работали на подряде. Вам это как кость поперек горла! Вот и пришлось обратиться в обком. — Он бросил трубку и достал из стола «Беломор», нервно закурил.

— Да, так что же ты все-таки умеешь делать? — спросил Олег Иванович. — У нас и из ГПТУ приходят — дырку зашпаклевать не умеют. Теоретики. Ты тоже теоретик?

Я ничего не ответил, чувствовал, он сейчас думает не обо мне, а в основном о своем сборном железобетоне.

Но вот он снова внимательно посмотрел на меня и переменил тон:

— Зачислим пока разнорабочим. А там видно будет. У нас внутрибригадное обучение, так что без специальности не останешься.

Он сказал и про заработок, и про то, что сюда, на стройку, удобнее добираться из города электричкой.

— А что вы строите? — спросил я.

— Завод, керамзитовый. — Он выдвинул ящик своего стола и протянул мне на ладони несколько шариков. Цветом они походили на обыкновенный красный кирпич.

Я взял шарики и поразился их легкости, казалось, они ничего не весили.

— И вы строите завод, чтобы делать такие шарики?

— Это не шарики, а керамзитовый гравий, — с некоторой, как мне показалось, обидой ответил он, — ценнейший заполнитель для сборного керамзитобетона. Понимаешь, стеновые панели станут намного легче. Это позволит… — он взглянул на часы и начал поспешно собирать бумаги, разбросанные по столу. — В общем, постепенно сам узнаешь… Сейчас поезжай в отдел кадров нашего СУ. Скажи, я прислал. А утром сюда к восьми, к мастеру Водяному.

2

Мастер Водяной, когда я пришел к нему, уставился на меня — здоровенный, мордастый, с толстой красной шеей. Долго смотрел, не мигая, словно на обезьянку в зоопарке, а потом зашелся простуженным смехом. Хлопал себя ручищами по коленкам и все шипел и шипел, как примус, а из глаз его текли мелкие слезы.

— Ты, обратно, не этот будешь, как его…

— Кормящий отец, — подсказали монтажники.

Водяной смахнул со щеки слезу и покрутил головой — точь-в-точь блохастая собака:

— А вот в Китае, я слыхал, один родил…

Собственно, чего я ждал от первого дня на стройке? Участливой заботы? Или внимания к себе?

Водяной, видно, всех новеньких так встречал. Чем я для него лучше других? Стоило ли обижаться на него? Да я, наверно, выглядел и впрямь смешно.