До начала - [2]

Я никогда не знала любви. По крайней мере, не той, которая намного сложнее любви ребенка к своим родителям или преданности настоящей дружбы. Так что я не могу облечь в слова свои чувства к Майлсу. Я понимаю, что совсем неравнодушна к нему. Это как не раскрывшийся бутон. И я всем сердцем надеюсь, что он не погибнет, прежде чем успеет раскрыться. Прежде чем я смогу дать ему имя.

Эмоции, которые я запрещала себе ощущать, накрывают меня с головой, и я долго не могу взять себя в руки. Но в какой-то миг они все же прорываются наружу, и мои слезы капают на лицо Майлса. Вообще я редко плачу, но в этот момент я позволяю себе слабость. Я плачу до тех пор, пока внутри меня не сдвигается что-то. Слезы высыхают сами собой, а я чувствую себя опустошенной, но сильной.

Глубоко вдохнув, я поднимаюсь на ноги. Нужно скорее уходить. Я должна вывести его — нас — отсюда, как можно быстрее. Я сделала все, что могла, чтобы помочь ему. Песнь можно будет продолжить и позже.

Я наклоняюсь к парню, который заставил меня плакать. Скрестив на груди руки и зная, что он меня не услышит, я все же говорю ему, Майлсу, которого я знала, бунтарю, парню, обожающему нарушать правила. Я почти приказываю ему усмирить себя, дикого и упрямого, и идти навстречу испытанию.

— Майлс Блэквелл, — я бросаю ему вызов, — ты должен, черт возьми, жить.

Глава 2. МАЙЛС

Эта сцена… Вновь и вновь она повторяется во сне, будто я застрял во временной петле.

Вот снова звучит в темноте ее голос.

— Майлс, — говорит она, и из окутывающего меня тумана ее слова звучат, как кристально-чистая мелодия. — Майлс, ты еще здесь, со мной?

Я открываю рот, все, что нужно сделать, это вытянуть из себя лишь парочку слов. Но вдруг оказывается, что это такой же непосильный труд, как, например, поднимать большущий валун на холм.

— Думаю, да, — все-таки выдавливаю я. Как же хочется ее увидеть, но я никак не могу сфокусироваться. Она кажется ангелом, излучающим яркий свет, который размывает ее черты.

— Ты должен проглотить это, — говорит она. Моих губ касается что-то теплое, и тут же я чувствую острый вкус какой-то смеси. Затем мне в рот вливается вода, которая каскадом течет и по лицу. Я рефлекторно глотаю, и все бы хорошо, но меня вдруг начинает душить кашель, а тело сводит спазм. Она вытирает мои губы чем-то мягким, и мелодичным голосом произносит:

— Майлс Блэквелл, ты меня слышишь?

— Да. — Я еле слышу свой голос.

Она говорит что-то о Йаре. Что-то о том, хочу ли я стать одним целым с ней. О том, чтобы посвятить мою жизнь земле. Я слышу слова, но они отскакивают от меня, будто я сделан из резины. Когда я отвечаю, слова царапают горло:

— Джуно, о чем, черт побери, ты говоришь?

— Майлс, ты согласен обменять свою восьмидесятилетнюю жизнь на многие сотни лет? — продолжает она.

И вот тут мой разум проясняется настолько, что я могу понять, о чем она говорит. Джуно проводит какой-то ритуал. Она дает мне тот самый препарат, который мой отец так жаждал заполучить. Она хочет сделать меня бессмертным. Я открываю глаза и вижу ее, сияющую как сверхновая.

— Если я этого не сделаю, то умру? — спрашиваю я.

— Ты можешь умереть в любом случае. Но это мой единственный вариант, — признается она, и в ее глазах горит пламя. Мерцает. Сияет в тусклом свете, отбрасываемом свечами.

Я борюсь со слабостью, чтобы ответить ей нормально, но голос звучит не громче пыли, оседающей на поверхность.

— Тогда я согласен, Джуно.

Немного подвинувшись, она кладет мою голову себе на колени и пальцами начинает проводить по моим волосам. Я чувствую себя так, будто она ласково касается моей души. Это действует так успокаивающе. Из-за напряжения, которое я испытывал, расслабление и последний вздох кажутся очень приятными. Облегчение.

Прежде чем эта сцена повторяется, я наслаждаюсь паузой, и у меня есть время сформулировать свои мысли в вопросы: это на самом деле случилось? И если да, то где я теперь?

Глава 3. ДЖУНО

Хоть нас и не видно с главной дороги, с такой машиной, в пустыне за пределами Лос-Анжелеса наши преследователи найдут нас за полчаса.

Я глубоко дышу, жду, когда гипнотический транс после Обряда рассеется, и я начну мыслить ясно.

Я пытаюсь посмотреть на Майлса, как охотник на убитого зверя: оцениваю размер и вес, определяю, сколько усилий потребуется, чтобы его поднять. Ростом он примерно шесть футов, спортивного телосложения.

Не скажу, что я слабая, но Майлс где-то на фут выше, это все равно, что тащить годовалого оленя. Будь здесь мои собаки и кожаный съемник, я справилась бы за две минуты. Мысли о собаках бередят старую рану. Решив, что подумать об этом можно и позже, я просто запрещаю себе думать о них.

Выйдя из лачуги, я пересекаю двор и иду к машине. Солнце так ярко освещает пустыню, что все вокруг превращается в мерцающий пейзаж. Пот успевает бисером выступить на лбу и руках, пока я подгоняю машину как можно ближе к двери и беру из багажника спальный мешок.

В этой карающей все живое жаре нет никакого движения, только ящерицы быстро перебегают из одной ямы в другую.

Оказавшись в прохладе домика, я расстегиваю молнию спального мешка и расстилаю его рядом с телом Майлса. Настолько осторожно, насколько могу, я переворачиваю его на мешок и вытягиваю края мешка из-под тела, чтобы обернуть их вокруг него.