До и после - [57]

— Ты гребаная сука! — орал он, пока Марти Энгельсон помогал нам выбраться из воды на бетонный бортик. Эзра лежал на спине, жадно глотая воздух, а я сидела в луже мокрой ткани, не в состоянии подняться. Я поняла, что меня трясет. — Что на тебя нашло?

Я не могла говорить. Я успешно спасла Эзру от Стэнтона, но кто спасет меня?

Не успела я подумать об этом, как мимо пролетело что-то, попав прямо в голову Стэнтона. Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что от головы Стэнтона отскочил и приземлился рядом кожаный ботинок.

Я посмотрела на пару ног, стоящих около меня — одна обутая, вторая нет, — и подняла глаза на Фостера. На его лице отражался непреклонный вызов.

— Не смей говорить так про мою сестру.

Стэнтон поднялся и принялся протискиваться через толпу к нашей стороне бассейна. Фостер загородил собой нас с Эзрой, а вперед него шагнул Эмир Зуривич.

Стэнтон резко остановился.

Я не видела Эмира весь вечер. Его волосы были зачесаны назад, и он был во всем черном. Он стоял совершенно расслабленно, слегка улыбаясь, держа руки в карманах.

— Что-то не так? — спросил он.

Стэнтон ощерился, но остановился в нескольких футах от нас. Эмир не был таким крупным или агрессивным, как Стэнтон, но с ним шутки плохи.

— Да. Мы просто веселились, а потом эта сука пришла и пнула меня ни за что.

— Прости? — улыбка Эмира стала опасной.

Стэнтон на мгновение смешался.

— Скажи своим тупым дружкам оставить меня в покое, — рявкнул он и пошел прочь сквозь толпу, за ним последовали две или трое парней, бросая на Эмира злобные взгляды.

Эмир повернулся к Эзре, который все еще хватал ртом воздух, и с легкостью поднял его на ноги.

— Готово, — сказал он, несколько раз сильно хлопнув его по спине. — Никто не пострадал. — Он повернулся к ошарашенно шепчущейся толпе и крикнул: — Время веселиться!

Это сломало лед, и разговоры постепенно возобновились.

— Что может быть лучше вечернего купания, — сказал Эмир, поднимая меня на ноги на удивление сильными руками.

— Спасибо. Спасибо тебе, — еле слышно сказала я.

— Не за что, — ответил он и, приложив два пальца ко лбу, растворился в толпе.

Я повернулась к Эзре, но место, где он стоял, уже опустело.

31

Мы нашли Эзру на лужайке перед домом. Его рвало. Я не знала, что делать, а Фостер просто подошел к нему, наклонился и положил руку на спину, тихо приговаривая:

— Все хорошо.

Эзра рыгнул еще пару раз, сплюнул, но не выпрямился, словно ожидая следующего приступа рвоты.

Когда он наконец выпрямился и посмотрел на меня, игра, танцы и испорченная вечеринка — все показалось таким далеким.

— Ты в порядке? — спросил он. На его рубашке осталось пятно, а черный галстук висел мокрой тряпкой.

— Да, — напряженно ответила я. — А ты?

Эзра кивнул, но ничего не сказал.

Повисло молчание, которое нарушил только Фостер, когда я особенно сильно вздрогнула.

— Может, дашь Дев полотенце или что-то?

— Да. Блин, да, извини.

Эзра резко развернулся и поднялся по ступенькам в дом. После минутного колебания мы с Фостером последовали за ним.

Внутри дом Эзры был таким же впечатляющим, как и снаружи, но каким-то образом все равно казался... доступным. Не таким шикарным или дорогим на вид, что боишься дотронуться до чего-нибудь. Не было ощущения, что попал в музей.

К тому времени как мы вошли, Эзра уже исчез, так что мы с Фостером топтались у входа. Он разглядывал комнаты, которые шли по коридору, начинающемуся за лестницей, а я подобрала подол платья, чтобы с него не стекало на пол. Хотя это не очень-то помогло.

Через минуту вернулся Эзра с большим пушистым полотенцем. Он протянул его мне и сказал:

— Я могу принести тебе сухую одежду, если хочешь.

Во времена Джейн приличия обязывали вас отказаться от подобного предложения. Тогда собеседник должен был настаивать, а вы снова отказываться. А потом, когда он настоял бы во второй раз, полагаю, вы бы поняли, что предложение искреннее, или он бы понял, что вы выказали подобающее количество сдержанности, самоотверженности и чего там еще. Но во времена Джейн люди не носили колючих выпускных платьев, купленных с сорокапятипроцентной скидкой в универмаге, и уж точно не промокали в них.

— Спасибо, — сказала я.

Фостер остался в фойе, а я последовала за Эзрой наверх. Он зашел в свою комнату, а я ждала его в коридоре.

Вся стена в коридоре была увешана множеством фотографий. Быстрый осмотр показал, что на фотографиях изображены одни и те же люди: симпатичная темноволосая женщина и начинающий лысеть мужчина средних лет, они вместе снимались на пляжах и на палубах круизных лайнеров. Был там и Эзра, разного возраста, насупленный — на фото из младшей школы, в футбольной форме на поле.

Я остановилась перед фото Эзры-ученика средней школы. Он стоял на берегу речки и гордо демонстрировал рыбу. Позади него стоял долговязый подросток с натянутой улыбкой и удочкой на плече. Меня поразило, что никогда до этого я не видела Эзру таким счастливым. Веселым, довольным или застенчивым — да, но не таким, не таким откровенно счастливым. Или это проходит с возрастом?

— Милый, да? — спросил кто-то. Я резко обернулась.

Я не заметила, как открылась дверь, но теперь коридор заливал свет, и в его сиянии стояла Марабель. В пушистом халате и тапочках с Губкой Бобом.