До и после - [50]

В своей комнате не было необходимости сдерживаться, и я расплакалась.

* * *

На следующее утро я проснулась рано с явной тяжестью в груди.

Я злилась на Эзру за то, что он вел себя так непонятно, но злилась и на себя тоже за собственное поведение. Мне казалось, что я поступила справедливо, но в то же время... справедливо ли? Было что-то совсем не похожее на Джейн в том, что я сказала и как я это сделала. Я могла бы остаться спокойной, собранной и логичной. Я могла бы... соблюдать приличия. Но вместо этого я обозвала Эзру Линли тщеславным и сильно нагрубила.

Это было странное сочетание смятения и ощущения, словно... словно я что-то разрушила. Как будто мы с Эзрой оба что-то разрушили, но я даже не была уверена, что именно. Я просто продолжала думать о том, как стояла с ним на улице во время церемонии прощания с Сэмом Уэллсом. О том, как долго мы стояли там вместе и как, несмотря на то, что это не были счастливые объятия, мы все-таки... подходили друг другу.

Через некоторое время раздумий об одном и том же я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Я встала и пошла вниз.

Я стояла в гостиной и подглядывала в окно. Фостер сидел на верхней ступеньке крыльца. Сегодня никаких петляющих кругов по лужайке.

Я взглянула на часы — четырнадцать минут седьмого.

Верный своему расписанию, в начале улицы показался бегущий Эзра. При виде него у меня в животе что-то сжалось. Остановится он ради Фостера? Более того, присоединится ли к нему Фостер?

Эзра не пробежал мимо нашего дома — я была почти уверена, что он это сделает. Вместо этого он замедлился и прошел по дорожке, остановившись перед Фостером.

Я не слышала, что он говорил, но Фостер подвинулся, и Эзра сел рядом с ним.

Некоторое время они сидели спиной к окну. А потом встали и побежали по улице бок о бок.

Я сходила в душ. Я сделала тосты. Все это время притворяясь, что не прислушиваюсь, ожидая Фостера.

— Что он сказал? — не удержалась я, когда он вошел в дверь.

— Любопытная, — ответил Фостер. Его волосы были мокрыми от пота, а лицо красным. — Он извинился.

— И ты его извинил? Вот так просто?

Фостер пожал плечами, качнулся вперед-назад и сказал:

— Я сказал, что ему надо бы зайти и поговорить с тобой.

Я засмеялась:

— Не нужно мне одолжений.

— Он не захотел.

— Не сомневаюсь.

— Но не потому, что он не жалеет... Просто это труднее, понимаешь? Потому что ты девочка.

— И что?

— То, что с девочкой это труднее. Когда замешаны... чувства и все такое.

— Чувства и все такое? — повторила я.

Он опять пожал плечами.

— Забудь. Я не хочу с ним разговаривать, — сказала я, хотя это, возможно, и не было правдой.

Фостер просто смотрел на меня, как будто знал, что это не так, а потом развернулся и пошел наверх.

* * *

Я ненавидела физкультуру на этой неделе. Футбол закончился, и мы начали баскетбол. В баскетболе одновременно происходит слишком много: ты должен бежать и вести большой круглый мяч, потом передавать его и бросать в малюсенькое кольцо на высоте десяти футов. Не мой спорт. Но плохо мне было не только из-за баскетбола. Плохо было от того, что приходилось видеть Эзру.

Я знала, о чем говорил Фостер: как бы я ни отказывалась это признавать, чувства были. Я не знала наверняка, что это за чувства, но точно знала, что если бы их совсем не было, то было бы гораздо легче просто подойти и поговорить с ним. Но вместо этого я испытывала потребность смотреть в противоположную сторону всякий раз, когда Эзра приближался ко мне в спортзале.

Во время отработки передачи одна из девиц бросила мяч Эзре, и он проскакал мимо него в непосредственной близости от меня. Вместо того, чтобы поступить как всякий нормальный человек — поднять мяч и вернуть его им, — я резко развернулась, собираясь пойти в противоположном направлении. И тут же получила другим баскетбольным мячом прямо по лицу.

Я не представляла, что будет так больно, но думаю, примерно так ощущалась бы пощечина. На мгновение я крепко зажмурилась, прижав к лицу ладонь, и в течение одной ужасной секунды была уверена, что разревусь. Рефлекторный плач, как делает ребенок, когда слышит громкий звук.

Но я сумела сдержаться, а когда снова открыла глаза, передо мной появились Грейси Хольтцер и еще несколько девиц. Грейси обняла меня одной рукой.

— Ты как? Больно? Маделин, иди стукни Джеймса.

Я смотрела, как долговязая девица подошла к коренастому защитнику, которого я знала только как Кеньона, и ударила его по руке.

— Это тебе за то, что ударил Девон, — крикнула Грейси.

— Да блин, — сказал Кеньон. — Я нечаянно.

— Извини, и что теперь? — сказала Грейси с убийственным выражением лица.

— Извини, — буркнул Кеньон.

— Так-то лучше. — Грейси повернулась ко мне. — Дай-ка посмотрю. — Она отвела мою руку от лица. — О, все не так плохо. Просто чуть-чуть розовое. Дать тебе тональник? Или лед? Сначала лед, потом тональник?

Это волновало меня меньше всего, потому что в этот момент я поняла, что прямо позади нас стоит Эзра. Меня охватило немедленное желание убраться оттуда.

— Все хорошо, все хорошо, — сказала я Грейси. — Спасибо, я просто пойду...

И я смылась в безопасность женской раздевалки. Никаких летающих баскетбольных мячей. Никаких неловких столкновений.