Еще бы не помнить! Только недавно твердила.
— Про что книга? — Он задумался. — Наверное, про расставанье. Каждому с кем-то приходится расставаться. Я очень люблю Пушкина, поэтому и решил так назвать.
— Наверное, это будет невеселая книга, — сказала я.
— Мне хочется написать хорошую книгу. Гораздо лучше тех, что писал раньше.
— Значит, у вас были книги?
— Да так... Но я не решился бы назвать себя писателем. Писатель — это очень серьезно.
— А нельзя почитать ваши книги? — спросила я.
— Нет, нет. Они недостойны того. Если эта книга получится, буду вслух вам читать понемножку.
Я собралась уходить.
— Огромное спасибо за простыни, Маша. Когда-нибудь отплачу за вашу заботу.
Я, кажется, покраснела.
Итак, он писатель! Я постеснялась спросить, вышли его книги или нет. В конце концов, какое это имеет значение? Если человек пишет, значит, он писатель. Хотя, впрочем... Папин знакомый по фамилии Карабанов целый роман написал и за другой принялся. Всем читает, слушать его ужасно скучно. Значит, Карабанов не писатель. Интересно узнать, как пишет Алексей. Ужасно мне любопытно. Если как Карабанов, я буду разочарована.
Какое все-таки совпадение. «Дни поздней осени»! Строчка, которая меня заворожила. Книга про расставанье. Не может быть, чтобы это вышло плохо. Я почему-то верю в него.
И вот сейчас захотелось увидеть Диму. Совсем о нем позабыла, так нельзя. Разыщу завтра и попрошу почитать стихи.
Спокойной ночи!
Сегодня «семеро с ложкой» со мной познакомились. Увы, не моя компания. Все глупо так вышло, неловко.
Они плескались в реке, и я оказалась в середине. На меня полетели каскады брызг, я тоже била ладонями по воде.
— Иди к нам, — сказали они.
Сразу на «ты». Я не привыкла, но все же уселась с ними. Никто не собирался со мной знакомиться, просто болтали вместе, дурачились. Среди них две девушки одна с белыми длинными волосами, другая коротко стриженная.
— Где ты живешь? — спросили они.
Я ответила.
— Вечером приходи на омут, будем жечь костер.
Между прочим, они вытащили из песка бутылку вина и дружно ее распили. Я отказалась от своей доли.
— Пора приобщаться, — сказал тот, который мне нравился. — Тебя как зовут?
— Сначала самому принято назваться, — храбро сказала я.
— Ого! Называюсь. Борис.
Сказала и я свое имя.
— Ты, наверное, еще в школе?
— Угадали.
— Пора приобщаться, — снова сказал он.
Я заметила, что у каждого есть ходовое словечко. Один через фразу говорит «все красиво»:
— Пошли, приняли по стакану, и все красиво.
Борис нажимает на обращение «господа офицеры».
— Ну-ка, подвиньтесь, господа офицеры, — это мне и длинноволосой девушке.
Отношения у них свободные, пустоватые. Парень и девушка с короткими волосами пошли в сосны.
— Ну, опять целоваться, — сказал Борис. — А ты целоваться умеешь? — это ко мне вопрос.
Черт знает что. Живут они, оказывается, в палатках за омутом. Пробудут здесь еще несколько дней и двинутся дальше. Туристы! Я потихоньку так отодвинулась и помчалась домой. Еще приключений мне не хватает!
Дима тоже прихворнул. Мы с Аней его навестили. Дима лежал на кровати важный и бледный. Аня спросила, куда он собирается поступать. Дима ответил:
— Еще не решил.
Я похвасталась, что собираюсь учить голландский. Рассматривали альбомы по искусству, в Диминой комнате их немало. Любимый Димин художник Ван Гог. Тут мы расходимся.
— Импрессионисты теперь не в моде, — сказала Аня.
— Ван Гог относится к постимпрессионистам, — поправил Дима.
— Ну все равно.
Пришел Костычев-старший, посидел с нами. Он симпатичный, все время стучит на машинке в саду. Интересно, почему он не может устроиться на работу? Надо посмотреть его книжку о молодых художниках, папа хвалил.
Мы пили чай с вишневым вареньем и обещали Диме зайти еще. Аня на сей раз была довольна.
Алексей поправляется. После обеда к нему наведывалась, спросила, как подвигаются «Дни поздней осени». К сожалению, он был невеселый, даже мрачный. Ходил по комнате, потом сел за «Блютнера» и стал извлекать ужасные звуки. Я пожалела старика:
— Рояль совсем расстроен.
— Да, расстроен. — И без перехода: — Расскажите мне о себе.
А что я могла рассказать? Школьница, перешла в десятый класс, поступать готовлюсь.
— Куда, если не секрет?
— В университет.
— В университет? — Он забарабанил пальцами по стеклу. — Скажите еще, что на исторический факультет.
— Как вы догадались?
— Исторический факультет! Это прекрасно, — язвительно сказал он.
Я не знала, что возразить, просто молчала.
— Извините меня, ради бога, Маша. Сегодня у меня плохое настроение. Впрочем, не только сегодня. Я думаю, это надолго. Боюсь, доставлю вам много хлопот. Уж лучше бы вы занимались своими делами.
Как нехорошо он это сказал! Я сразу встала. Он спохватился:
— Вы меня не так поняли. Не обижайтесь. Я тут закупорился, сижу один, разговаривать разучился. Надо хоть в лес пойти.
— Здесь прогулки хорошие.
— Давайте вместе пойдем, хоть завтра! Я понимаю, что неудобно со мной на виду у всех. Но можно встретиться где-то подальше. Например, у омута. Вы знаете ветлу над водой?
И мы договорились встретиться после обеда.
22.00. Волнуюсь. На свидание никогда не ходила. Быть может, это и не свидание вовсе, но все же... Сегодня за ужином предупредила, что завтра удаляюсь «на этюды». Аня посмотрела на меня подозрительно, дедушка ждет, когда я продемонстрирую свои достижения, но я отговариваюсь: еще мало написано и т. д. А написано всего лишь три строчки.
