Дни, полные любви и смерти. Лучшее - [99]

Великоф вперил в кружку свой глубокий взор, что само по себе уже было подвигом. Остальные не имели таких глубоких глаз и таких надбровных дуг, как у Великофа. Покоситься такими глазами не каждый сумеет. А Великоф, когда начал пить, даже осклабился от прилива глубинной народной памяти. В этой области он был очень силен.

Арпад Аркабаранян завизжал, вскочил, уронил стул и замер в ужасе, указывая дрожащим пальцем на пенящуюся глиняную кружку. Он страшно разволновался.

Вилли Макджилли отхлебнул большой глоток из своего кипящего сосуда.

– Это же «Шноркель зеленой змеи»! – восхищенно воскликнул он. – О напиток напитков, ты само наслаждение! Его подают у нас тем, кто возвращается на родину, но я никак не ожидал встретить его здесь. За что нам такая честь?!

И он продолжил пить чудесную пенную жидкость, от которой во все стороны летели брызги. Великоф тоже пил, шумно выражая удовольствие. Девушка подняла стул Арпада, сильными руками усадила именитого ученого и наклонила над бурлящим сосудом. Но Арпад отворачивался от живительного напитка и только бормотал: «Она живая, живая». Арпад Аркабаранян посвятил свою жизнь изучению всего примитивного. А примитивное (от латинского prima) значит «первичное». Но сейчас, в минуту слабости, Арпаду не хватало первичности для того, чтобы достойно встретить примитивный и такой приятный напиток. Жидкость, умеренно алкогольная, искрилась и пенилась, как чокбир, и в каждой кружке извивалась зеленая змейка.

(Великоф в записной книжке пометил: «Зеленые черви подвида vermis ebrius viridis» – но то была чистая схоластика. Это змееподобные черви, и размером они с маленькую змею, так что будем называть их змейками.)

– Давай, Арпад! – воскликнул Вилли Макджилли. – Тут вся соль в том, чтобы успеть выпить напиток, пока его не выпила змейка. Имей в виду, змея может почуять, что ты ее боишься. И тогда она вопьется тебе в лицо.

– Но я совсем не хочу пить, – произнес Арпад, изображая великосветскую пресыщенность. – Я вообще малопьющий.

Так что зеленая змейка Арпада шумно допила «Шноркель зеленой змеи» и исчезла – испустила дух, испарилась.

– Куда она делась? – нервно спросил Арпад. Он по-прежнему был немного не в себе.

– Вернулась в сома, – ответила девушка. – Змейки – духи сома и покидают его ненадолго.

– Как интересно, – заметил Великоф и черкнул в своей записной книжке, что vermis ebrius viridis – не подвид червей или змей, а вовсе даже сомовий дух. Именно из таких скрупулезных пометок и складывается научное знание.

– Есть ли что-нибудь примечательное в Бумеровых Отмелях? – спросил Великоф у девушки. – Что-нибудь уникальное? Из ряда вон выходящее?

– Есть, – ответила девушка. – У нас останавливаются кометы.

– Но моль побила те кометы, – процитировал древний эпос Вилли Макджилли.

Девушка принесла три большие глиняные миски с икрой и три глиняные ложки. Вилли Макджилли и доктор Великоф Вонк с удовольствием принялись за еду, а Арпад Аркабаранян сморщился.

– Все это смешано с илом, песком и каким-то мусором, – произнес он с возмущением.

– Именно, именно, и это прекрасно, прекрасно, – приговаривал счастливый Вилли Макджилли с набитым аппетитной бурдой ртом. – Всегда полагал, что мир многое потерял, когда стали промывать старое доброе блюдо трущоб – рыбью икру. Теперь ее промывают во многих местах, но, как видно, не везде. А по мне, так в настоящей икре всегда должен быть легкий привкус речных нечистот.

Арпад с отвращением разломил глиняную ложку. Он проделал миллион миль в поисках необычного, а встретив его, не узнал – потому что в нем самом этого не было.

Один из доминошников за соседним столом (все три именитости почти сразу отметили это, правда, не сразу осознали) оказался медведем. Медведь был одет как оборванец, а на голове – большая черная шляпа. В домино играл уверенно и почти все время выигрывал.

– Как может медведь играть так хорошо? – удивился Великоф.

– Не так уж и хорошо, – возразил Вилли Макджилли. – Я играю лучше. Лучше их всех.

– И он не медведь, – добавила девушка. – Это мой двоюродный брат. Наши матери-сестры были чудачки. Его мать для смеха вылизала своего сына в форме медведя. Но это ничто по сравнению с тем, что проделала моя мать. Она вылизала мне красивое лицо и стройную фигуру – тоже для смеха. Мне это совсем не нравится, но я отношусь к этому с юмором, как и все вокруг.

– Как ваше имя? – равнодушно спросил Арпад.

– Лангустия Сом.

Но Арпад Аркабаранян имя не расслышал или не узнал его, хотя именно оно прозвучало на пленке, которую им прокрутил доктор Великоф Вонк, – на той самой пленке, что привела их сюда, в Бумеровы Отмели. Арпад затворил от мира и глаза, и уши, и сердце.

Волосатый человек и Комета все еще гоняли шары, и что-то по-прежнему сыпалось из Кометы.

– Он уменьшается, он разрушается, – заметил Великоф. – Боюсь, с такими темпами его не хватит еще на один век.

Засим именитости откланялись, покинули комнату отдыха и гостиницу «Симаррон» и отправились на поиски ДИСЧей, которые, по слухам, водились в этих местах.

ДИСЧ, как вы уже знаете, – это сокращение от «Доисторический Снежный Человек». Еще его называют Волосатый Лесной Человек, Дикий Человек с острова Борнео, Йети, Злой Дух, Человек-обезьяна, Человек-медведь, недостающее звено эволюции, Девятифутовый Гигант, реликтовый неандерталец. Некоторые полагают, что все это – одно и то же существо. Однако большинство уверено, что такого существа не существует вообще – ни в одной из вышеперечисленных форм.