Дни, полные любви и смерти. Лучшее - [100]

И большинство, похоже, как всегда, было право, ибо тройке именитостей не удалось обнаружить ни шкур, ни шерсти (а грубая шкура с густой шерстью считается отличительной особенностью ДИСЧей) на всем протяжении красного берега реки Симаррон. Создания, встречавшиеся по пути, сильно напоминали неразговорчивых оборванцев, которых ученые уже видели в Бумеровых Отмелях. Они не были уродливые, скорее, трогательно-илистые. По-своему вежливые, по большей части молчаливые. Одетые, как одевались люди семьдесят пять лет назад, точнее, как бедный рабочий люд семьдесят пять лет назад. Но были ли они бедными? Может, да, а может, нет. И непохоже, чтобы они много работали. Правда, время от времени мужчины и женщины как бы невзначай, походя делали кое-какие дела.

По всей видимости, в илистой красной реке водилось много рыбы. По крайней мере, там постоянно что-то плескалось и играло. На берег выползали огромные черепахи с густым слоем ила на голове и вокруг глаз. Берега и отмели были зыбкие, так что именитости то и дело проваливались в илистый песок – по колено, а то и выше. А вот широкостопый местный народец ходил без всяких затруднений.

По берегам росло много зелени; правда, зеленью ее особо не назовешь: она скорее бурая, – возможно, из-за того, что последние недели выдались пыльными. Здесь жили ондатры и даже бобры, скунсы, опоссумы, барсуки. Тут и там виднелись волчьи норы и норы койотов со своим особенным запахом. Были и собачьи норы. Встречались деревья с дуплами, где жили еноты. Даже медвежьи берлоги, напоминающие пещеры. Но пахло из них не медведями. А чем же?

– Кто живет в этих пещерах? – спросил Великоф у женщины, которая ковырялась в глине поблизости, добывая речных мидий.

– Гиганты, – ответила женщина.

Пещеры вполне подходили для гигантов. Девятифутовое существо могло зайти в такие, не нагибаясь.

– Все не то, – сказал Арпад. – Нечего тут делать. Продолжу свои экспедиции в других местах и, возможно, что-то найду.

– А мне кажется, мы именно там, где надо, – возразил Великоф.

– Оно вокруг нас, Арпад, то, что ты искал, – подтвердил Вилли Макджилли.

Но Арпад Аркабаранян остался равнодушен к обитателям илистых вод, красных песков и пещер в красных песках – словом, ко всему. Он совершенно утратил интерес к окружающему. Троица вернулась в гостиницу «Симаррон», так и не найдя никаких примитивных созданий, никаких недостающих звеньев.

Они снова зашли в комнату отдыха. Доминошники сидели на своих местах и апатично забивали козла.

– Вы точно уверены, что в ваших местах нет странных существ? – спросил Арпад Лангустию Сом.

– Джон Солт – странное существо, а он родом из этих мест, – подсказала Ракела. – Лакричник, по-моему, тоже странный. Да и Оранг Лесовик – он играл в футбол в высшей лиге. У всех троих – примесь крови обычных людей. Они такие же странные, как и вы трое. И Комета, тот, что играет в пул, тоже какой-то странный. Но я не знаю, примесь какой крови стала причиной его странности.

– Он давно здесь? – спросил Великоф.

– Он возвращается каждые восемьдесят семь лет. И остается примерно на три года. В этот раз он здесь уже больше двух лет. Потом отправляется на очередной круг. Путешествует в пространстве среди планет и звезд.

– Вот как? И на чем путешествует? – спросил Великоф, высунув язык и скосив глаз.

– На конной упряжке, на чем же еще?

– Эй, Комета! – крикнул Вилли Макджилли. – Ты и вправду ездишь среди планет и звезд на конной упряжке?

– Все верно, – ответил высокий седобородый мужчина по имени Комета. – Коня зовут Пипи-газ, а повозку я называю Харма. Конь – кляча, повозка – раздолбана, но худо-бедно ездим.

– Троньте глину для молний, – велела Лангустия Сом.

Все дотронулись до глины. (Впрочем, здесь все было из обожженной глины, даже домино.) И вспыхнули молнии – фантастические молнии. Засверкали из каждой щели и трещины ветхого отеля. И это сияние было ярче, чем все лампы мира на сомовьем жире. И не прекращалось. Прокатились раскаты грома, и послышался дальний рев за несколько километров западнее от бури.

Явились гиганты и встали по углам комнаты. Все они были похожи друг на друга, словно братья. Высокие, мрачные, заросшие бородами по самые глаза, в черных широкополых шляпах. И все под девять футов ростом.

– Боюсь показаться наивным, но это и есть гиганты? – спросил Великоф.

– Верь глазам своим, да, гиганты, – ответила Лангустия. – В местах вроде Отмелей они сидят даже безвылазнее нас остальных. Иногда обычные люди видят их, но не понимают, что они тоже обычные люди. Из-за этого и весь сыр-бор. Думаю, именно этот сыр-бор и привел вас сюда. Но они не обезьяны, не медведи, не монстры. Они тоже люди.

– И вы одной с ними породы? – спросил Великоф.

– Это мои дядюшки, старые холостяки. Вот почему они такие высокие и молчаливые. Вот почему стоят по углам комнаты. И вот почему роют себе пещеры по берегам и обрывам, а не живут в хижинах. Крыши хижин для них слишком низкие.

– Почему бы не построить высокие хижины? – удивился Вилли Макджилли.

– Вам это можно, – ответила Лангустия, – а им – нет. У них свой путь. Они сутулятся и ходят на полусогнутых, потому что чувствуют себя слишком высокими. Не бреются, не стригут волосы и зарастают по самые глаза, и все тело у них покрыто волосами. Они кастраты от природы. Ни детей, ни домашнего очага – поневоле станешь долговязым и неуклюжим. То же бывает с кастрированными быками, медведями и обезьянами – они также вырастают большими и нескладными. Видите, они очень застенчивы, а многие ошибочно принимают их застенчивость за свирепость.