Дни ожиданий - [28]

В центре кандидатура была согласована, утверждена, должность инженера за Машкиным осталась, все ребята экспедиции были ему благодарны за инициативу — и Машкин остался один.

Кроме своего не очень сложного хозяйства в наследство Машкин получил несколько початых банок краски, аэрограф (пистолет-разбрызгиватель краски), кисти, картон и фанеру. Всем этим художник партии пользовался для написания диаграмм, красочных таблиц и бодрых лозунгов, призывающих к досрочному выполнению плана по бурению скважин во льду.

В Новый год без елки грустно, а на острове вообще не растет ни кустика, какая уж тут елка!

Антон Машкин аккуратно сшил две простыни, сделал из досок рейки и на огромный подрамник натянул простыни. Затем мелом наметил контуры будущего рисунка и включил аэрограф с зеленой краской. Елка получилась великолепной, огромной и ядовито-зеленой.

Рядом с елкой он намеревался поместить Деда-Мороза, Снегурочку и белого медведя.

Медведь у него получился быстро и легко. Достаточно было только углем провести по простыне — медведь белый и краски не требовал. С Дедом-Морозом и Снегурочкой дело оказалось более сложным.

Краски не хватило — и шубу Деда пришлось превратить в весьма легкомысленную куртку, вместо брюк пришлось ограничиться шортами, а унты вообще ликвидировать, таким образом оставив деда босиком.

Снегурочка по замыслу художника должна быть в роскошной дубленке и на коньках этак лихо подъезжать к Деду.

Коньки еще получились кое-как, но затея с шубой и шапкой-магаданкой начисто провалилась, и Снегурочка залихватски подъезжала к Деду на коньках и в бикини.

Как ни пытался Машкин выжать из аэрографа хоть каплю краски, ничего не получалось. Даже на приветствие: «С Новым годом!» — ничего не оставалось, как израсходовать штемпельную тушь, благо печати у Машкина не было и ставить печать никому не нужно ни сегодня, ни через год.

Втайне все же гордясь своим детищем, Антоша Машкин вытащил произведение искусства на улицу и прибил его рядом с крыльцом, на стене дома: тут громадное полотно круглые сутки хорошо освещалось в полярной ночи электрической лампочкой.

Со всех концов поселка к дому проторились новые тропинки. Чукчи и эскимосы приветствовали шедевр и горячо хвалили художника.

Последним пришел председатель сельсовета Акулов. Он долго вынашивал свое отношение к полярному вернисажу и наконец решился.

Следует заметить, что вся власть на острове сосредоточивалась в лице Акулова, так как ни партийной, ни профсоюзной организации, ни представителей администрации совхоза тут не было — все это было на материке, за проливом, поскольку организовать на острове хотя бы отделение совхоза считалось нерациональным, тут оленей-то всего три тысячи, выпасаются вольно, без пастухов, никуда им с острова не убежать. Да бригада охотников — зимой добывают песца, летом и осенью — моржа. Да двадцать овцебыков привезли ученые в экспериментальном порядке — тоже на вольном выпасе, никаких забот. Четыре из них тут же умерли. Энергии одного Акулова было достаточно, чтобы на острове соблюдался порядок.

— Вот что, Машкин, — сказал он, — ты эти художества брось.

— Пошто так? — спросил Машкин.

— Нехорошо это. На улице как-никак минус сорок, а они у тебя голые.

— Это вы уж зря, Иван Иванович. Просто краски не хватило. Они у меня вполне приличные, южные, скажем так. Мороз и Снегурочка.

— Южного Деда-Мороза не бывает, — вздохнул Акулов. — Сними. Разврат это. Если делать нечего, рисуй передовиков производства.

— Одетых?

Вздохнул Акулов и ушел.

Ночью тридцать первого декабря картина еще висела, но первого утром Машкин ее снял и поставил в коридоре, а затем перетащил в баню, поскольку в бане совсем никакой наглядной агитации не было.

…И не раз новогодней ночью люди выскакивали на улицу, запускали в небо ракеты, стреляли из всех видов оружия, благо в каждом доме есть охотничьи ружья, карабины, «мелкашки».

Новый год громкий, все были довольны, это особенно важно, если учесть, что во всем мире первыми Новый год отмечают на острове. За Урал, в сторону Европы, Новый год придет только через десять часов, отметят его по московскому времени, а потому гуляй, пока москвичи за стол не сели, или выпей с ними, если тебя на десять часов хватит. Островитян обычно на десять часов веселья хватало — все почти дотягивали до боя курантов, выпивали по последней рюмке с Москвой и Европой и ложились спать. До обеда или уже до вечера, кто как. На спирт и шампанское в Новый год заведующий ТЗП (торгово-заготовительный пункт) никогда не скупился. По северному обычаю считалось, что если на острове Новый год плохо отметить, то он плохим будет для всего материка. А этого нельзя допустить ни в коем случае. Вот такими глобальными категориями мыслили скромные северяне.

Дотянул до десяти утра первого января и Антоша Машкин. Решив проветриться, отнес картину в баню и, возвращаясь домой, вдруг обратил внимание на темные пятна возле бочек с горючим и маслом, которые кучей лежали у склада гидробазы.

Сначала он подумал, что это просто утренние тени от бочек, тем более что утро почти не отличалось от ночи и электросвет горел круглые сутки, значит, тени от ламп. Но подойдя поближе, обнаружил, что из пяти бочек горючее странным образом вытекло на снег. Некоторые бочки были почти совсем погребены подо льдом, другие торчали на треть или наполовину, и вот те, что торчали наполовину, странным образом сочились, черня снег вокруг себя.