Дни нашей жизни - [3]

— Да, это навсегда.

— Почему? У него что, нет своего дома?

— Здесь его дом.

— Здесь твой…

— Здесь его дом, — жёстко перебил меня Слава.

Я не ожидал от него такого стального тона и почему-то захотел заплакать. Даже глаза намокли, но Славу это не впечатлило. Он продолжил гнуть своё:

— Здесь наш дом. Мой, твой, его. Наш.

Я не знал, что сказать. Боялся, что если что-то отвечу, этот стальной тон вернётся.

Загоняя слёзы поглубже, я всё-таки проговорил:

— Раньше здесь жил только ты.

— Нет, он и раньше жил со мной.

— Неправда, — с обидой выговорил я. — Когда я тут бывал, его не было. Никогда не было.

Слава перестал есть, отложил вилку. Помолчал какое-то время, потом сказал ровно, спокойнее, чем раньше:

— Я не хотел добавлять тебе стресса, ясно? Ты и так был вырван из привычной жизни, к тому же переживал из-за мамы.

— Я не переживал.

— Переживал, Мики, даже если тебе кажется, что это не так.

На самом деле я не знал, переживал или нет. Мне было тяжело давать определения своим чувствам и эмоциям. И просто из нежелания оставлять за ним последнее слово я повторил:

— Я не переживал.

Слава тяжело вздохнул. До конца обеда мы ели молча.

Нельзя сказать, что Лев мне категорически не нравился. Сейчас я определил бы это как чувство стеснённости и неуюта из-за необходимости жить рядом с чужим человеком. Думаю, это знакомо всем, кому приходилось делить одну жилплощадь с совершенно посторонними людьми или дальними родственниками.

К тому же у нас не находилось совершенно никаких точек соприкосновения. Разве что мы оба любили читать книги. Но я читал «Чиполлино», а он Булгакова.

Именно Лев придумал то, что я ненавидел больше всего, — режим. Я должен был просыпаться, есть и спать в одно и то же время. Особенно мне не нравилось ложиться в десять вечера, но Слава говорил: «Это ещё по-божески». Когда мы жили с ним вдвоём, то смотрели «Симпсонов» и «Южный Парк», пока не начнёт рассветать, и никаких режимов не существовало. Но с тех пор, как мы начали жить вот так, всё поменялось и стало серьёзнее. Больше не было никаких мультиков с матами, бессонных ночей и «Несквика» на ужин.

Я подумывал, что ещё было бы не поздно изменить своё решение и переехать к бабушке. Но вряд ли она ест «Несквик» и смотрит «Симпсонов», так что смысла в этом было не много.

Пару раз Лев читал мне книги на ночь и делал это абсолютно бездарно. Засыпал я исключительно от скуки, причём не только я, но и Слава — в соседней комнате. Наутро он говорил Льву:

— Не понимаю, как можно было прочитать «Буратино» так, что он звучал будто учебник по квантовой физике…

Лев раздражался:

— Я тебе сразу сказал, что у меня не получится.

Интуитивно я тогда почувствовал, что «не получится» касалось не только чтения сказок на ночь.

Со Славой всё было проще: он рассказывал мне про художников, музыкантов и писателей, учил рисовать, ставил пластинки, и всё это мне нравилось.

В один из таких дней, когда мы лежали на полу возле патефона, я даже спросил у него, как у всех этих людей получается делать такие шедевры.

— Они талантливы, — объяснял Слава.

— А у меня есть талант?

— Я думаю, что у всех есть талант.

— А какой у меня?

— Пока не знаю, — Слава щёлкнул меня по носу. — Но не переживай: талант всегда себя проявит.

— А у тебя есть талант? — не унимался я.

— Да. Я рисую.

— А у Льва есть талант? — я самодовольно улыбнулся, уверенный, что подловил Славу Если Лев бесконечно далёк от искусства, какой там может быть талант?

Но Слава сразу ответил, не заметив моей иронии:

— Есть. Он хороший человек.

— Это не талант.

— Почему ты так думаешь?

— Это не искусство.

— Ещё какое искусство, — серьёзно ответил Слава.

Я не принял тот разговор всерьёз. «Быть хорошим человеком — это искусство» — звучит как фраза, выдранная из пафосного фильма и не имеющая ничего общего с этим сухим, строгим и замкнутым человеком.

Мысленно я называл Льва занудой — до тех пор, пока мне не довелось узнать, что он — супергерой.

ПРАВДИВЫЙ РАЗГОВОР

Благодаря тому, что Слава работал в основном из дома, я не посещал никаких государственных учреждений для содержания детей дошкольного возраста. Лишь изредка, когда меня совсем некуда было деть, я проводил время в частном детском садике, куда можно было закинуть ребёнка на пару часов.

Но преимущественно моя социализация происходила на детских площадках. Надо сказать прямо, что происходило это со скрипом, потому что другие дети меня почему-то пугали. Как сейчас помню: увидев больше трёх детей, собранных в одном месте, я прятался за Славину ногу. Слишком настойчивые предложения присоединиться к игре или хотя бы подойти поближе могли довести меня до слёз.

Но общение тет-а-тет получалось неплохо, а моим частым собеседником на детской площадке стал Илюша, с которым нас приводили туда почти в одно и то же время.

На тот момент мы общались уже целый месяц и повидали в жизни многое. Точнее, Илюша повидал. За время, проведённое вместе с ним, я видел, как он заехал сам себе по носу качелями, как его укусила собака и как он кинул стекло в костёр, не отбежав при этом на безопасное расстояние. Я же всегда оставался цел, потому что в наших передрягах был тем, кто стоит за спиной и неуверенно говорит: «А может, не надо?»