Дни мечтаний - [16]
Задний план картины очень увлекал меня, там было много чего нарисовано, хоть и совсем крошечного размера. Сначала шли луга, усыпанные голубыми и красными цветами, словно драгоценными каменьями, потом взгляд притягивала белая дорога, что, своевольно петляя, взбиралась на кручу, конусовидный холм, увенчанный башнями, крепостными стенами и колокольнями. По этой дороге скакали крошечные рыцари, по двое, друг за другом. Одной стороной холм спускался прямо к воде – безмятежному, голубому и бесконечному пространству, – где стоял на якоре изящный кораблик с необычным «вороньим гнездом»14 на мачте.
Я любил проводить время в этой прекрасной стране, раздражала только невозможность проникнуть за границу нарисованного пространства. Я мог бродить по дороге, но был не в силах зайти в ворота, украшенные галереей, тяжеловесные ворота обнесенного стеной городка. Внутри, скорей всего, царило веселье, но пропуск получить я не мог. Я мог сесть в лодку и догрести до изящного кораблика, но обогнуть мыс я бы не сумел. С другой стороны холма торговля шла полным ходом: купцы ходили по пристани, моряки с песнями таскали на берег перевязанные тюки, только я был вынужден оставаться на суше и пытаться представить, как все это выглядит на самом деле.
Однажды, я рассказал обо всем Шарлотте и с удивлением обнаружил, что и она не без приятности проводила время и пережила те же разочарования в этой восхитительной стране. Она тоже пошла вверх по дороге и уперлась носом в подъемную решетку городских ворот. Но от нее не укрылось, то, что я проглядел: если подплыть в лодке к изящному кораблику, схватиться за веревку и взобраться на борт, а потом залезть на мачту в «воронье гнездо», то из него можно увидеть, что находится за мысом и с легкостью понаблюдать за жизнью и сутолокой порта. Шарлотта так тщательно и с такими подробностями начала описывать все, что там происходит, что я с подозрением взглянул на нее.
– Ты что, уже побывала в «вороньем гнезде»? – спросил я.
Шарлотта ничего не ответила, только поджала губы и энергично закивала. Большего я от нее добиться не смог. Я был сильно задет. Очевидно, что она сумела каким-то образом забраться в «воронье гнездо». Сестренка обошла меня в этот раз.
Без сомнения, взрослым необходимо было переодеваться и наносить многочисленные визиты. Мы, конечно, не видели никакого смысла в этом обычае. Намного более разумным казалось остаться дома в старой одежде и поиграть. Мы понимали, что люди эти склонны к самым невероятным поступкам. В конце концов, они жили, как им хотелось, и не нам судить об этом. У взрослых было много и более неприятных привычек, а отъезд их сулил свободный от занятий, спокойный день, когда мы могли побеситься вволю. Другое дело, когда нас начинали вербовать. Не действовали ни мольбы, ни оправдания, нас отправляли на передовую навстречу врагу, не столько ради правого дела, сколько ради собственного удовольствия. Это было непростительно и, вместе с тем, отвратительно, но так происходило почти каждый раз. Спорить не имело смысла. Звучал приказ идти на фронт, и мы должны были умолкнуть и маршировать.
Правда Селина испытывала тайную любовь к переодеваниям и визитам, хотя и притворялась, что не переносит их, ради того, чтобы не упасть в наших глазах. Поэтому, думаю, для нее было настоящей трагедией, что в тот день, когда тетя Элиза велела подать карету и вышла на тропу войны, у нее болело ухо. Мне тоже было велено, как и карете, привести себя в боевую готовность, и когда мы, наконец, покатили прочь, я подумал, что этот пропавший день, в который я планировал столько всего интересного, я не смогу наверстать даже за то огромное количество лет, что мне отпущено.
Путь наш лежал в «большой дом», так мы называли те поместья, у которых была длинная подъездная аллея, усаженная по бокам рододендронами, портик с рифлеными колоннами, и где двери распахивал важный дворецкий, совершенно позабывший о том, что недавно дружески болтал с вами при других, намного менее серьезных обстоятельствах. В таких домах всегда был огромный холл, где никогда не валялись просто так ни ботинки, ни туфли, ни верхняя одежда. Обитатели подобных домов сидели в комнатах полностью одетые, как будто собирались вот-вот отправиться на какой-то праздник.
Дама, принимавшая нас, была в полном восторге от тети Элизы и очень обходительна со мной. Не прошло и десяти секунд, как они уселись рядышком и погрузились в разговоры о нарядах. Я был предоставлен сам себе. Я сидел на стуле с прямой спинкой, и мне очень хотелось болтать ногами, но я не решался. Некоторое время я просто глазел по сторонам, в комнате было на что посмотреть. Затем меня охватило неизбежное беспокойство, мурашки забегали по ногам. Обе надзирательницы по-прежнему обсуждали наряды, я соскользнул со стула и осторожно обошел комнату, исследуя, изучая и запоминая все, что видел.
Множество необычных, изящных изделий встретилось на моем пути: картины на стенах, разные безделушки, круглые старые часы, табакерки на столиках. Я постарался ощупать и досконально изучить все, до чего сумел дотянуться. Некоторые предметы я даже обнюхивал. Неожиданно я наткнулся на открытую дверь, наполовину спрятанную за складками портьеры. Я оглянулся. Дамы были погружены в беседу, причем говорили обе одновременно. И тогда я проскользнул внутрь.
