Дни людей - [61]
Дионис — бог, который ведет вас через ваши собственные преисподние и учит вас прощать вашей матери то, что породила вас. Он помогает вам познать себя полностью и принять такими, какие вы есть. Это лучший дар, который можно было вам сделать.
Дионисийские женщины. Антиопа, Электра и Даная среди многих других. Ночь Алкмены
Итак, у дионисийских мужчин для своего освобождения и реализации есть приключения, подвиги, артистические представления, разврат. У дионисийских же женщин, чтобы утихомирить своих демонов и достичь мимолетной иллюзии, будто они сжимают в объятиях весь мир, есть только любовь.
Вот откуда берутся поразительные, героические, возвышенные, исступленные, чудовищные формы, которые порой принимает у них любовь.
Когда вы, смертные, видите, как ваши дочери или жены устремляют свой взгляд в зеркало, томно крутя рукой веретено, или же застывают у источника, прислонившись спиной к стволу дерева и глядя в облака, вы говорите: «Они мечтают», но не знаете о чем.
Я же, склонившись с облачного балкона, отлично слышу, как поднимаются их немые призывы, и без труда различаю очертания их грез.
Я бог вмешательства. Вы часто обвиняете меня в том, что я привел в расстройство ваши семьи, разрушил очаги. Гораздо чаще я возвращал туда мир, внимая мольбам ваших жен и избавляя их от наваждений. Сколько раз я лепил свое обличье согласно их бреду!
Прекрасная Антиопа, ты приходила в лес и притворялась спящей, ожидая, что тебя изнасилует сатир. Ради тебя я обзавелся козлиными ногами, волосатыми ляжками и скотской рожей. В том, что ты кончила безумием, нет моей вины; ты была безумна еще до того, как познала меня.
Электра Самофракийская, ты хотела меня плясуном, ты хотела меня змеей, пламенем, морозом. Поэтому я плясал пред тобой на раскаленных угольях, а потом принял вид священной змеи, чтобы стиснуть тебя ледяными кольцами.
А ты, дорогая Даная, пылкая Даная, которую ревнивый отец заточил под землей в бронзовом покое, ты подставляла свое лоно под ласку солнечного луча, проникавшего через отдушину. Как я мог не откликнуться на твой одинокий жалобный стон? Я облекся хламидой, приобрел черты твоего брата и пролил золотой дождь сквозь прутья решетки, что позволило тебе подкупить стражей.
Нашим сыном был Персей, который убил горгону, освободил Андромеду и обратил в каменные статуи своих врагов.
Соблазненные, обманутые, принужденные — мои-то любовницы? Это они так говорили. Можно ли считать победой овладение городом, который сам распахивает ворота еще до того, как осажден?
А что касается мужей, то стоило ли им кричать так громко о своем бесчестье, если оно им доставило некоторое удовольствие и даже прославило? Я знаю таких, которые разражались рыданиями или яростью лишь тогда, когда уже весь белый свет был осведомлен, что их жены познали объятия бога. Это их успокаивало насчет собственного выбора.
Мужья, я был гораздо чаще зван на ваши ложа, чем проскальзывал туда с помощью обмана. И смог ответить отнюдь не на все призывы! Моего времени бога на это не хватило бы. Аполлон, Гермес, Дионис или другие мои божественные сыновья часто меня подменяли, а еще чаще я подталкивал за плечи какого-нибудь молодца, шепнув ему в ухо: «Замени меня». Ночью красотка принимала его за бога; правда, если она пыталась сохранить его на больший срок, на всю жизнь или хотя бы на одно лето, то быстро замечала, что он всего лишь человек.
Говоря это, смертные, я вовсе не отрицаю, что имел склонность к вашим возлюбленным; не отрицаю и того, что меня это изрядно развлекало. Наибольшие свои наслаждения я познал в человеческом обличье.
Бык, козел, лебедь, змея, свет — я все перепробовал. Я перемерил немало личин, немало званий. Именно человеку любовь предоставляет наибольшую приятность, в этом отношении вы самый одаренный вид. Воображение, ожидание, воспоминание, сравнение — все тут участвует. Вам очень повезло, что любовь для вас еще и умственное упражнение.
Удовольствие от встречи, удивление от открытия, порой разочарование… Достаточно ли вы смаковали радость от проникновения среди ночи в незнакомое жилище, когда вы немного пьяны от желания и вина? Признаюсь вам, сыны мои, были смертные женщины, чьи имена я уже не очень-то помню, забыл даже их лица или вскрики, сопровождавшие их наслаждения, но их дома, альковы, обычные предметы в свете луны врезались в мою память. Некоторые кушанья, которые их пальчики готовили и одновременно пробовали, сохранили для меня свой первозданный вкус. Знают ли наши любовницы, что сделало их для нас такими разными и такими незабываемыми? Та, что кормила меня после любви жирной яичницей с хрустящей корочкой, остается в моей памяти более реальной, чем многие другие, любой ценой желавшие пичкать меня болтовней об Элевсинских мистериях.
Я часто вел себя как глупец, забывая порой даже о своем божественном достоинстве. Отвечал на приглашения женщин недалеких или вульгарных, просто из вкуса к новизне. Предлагал взять их на Олимп. Какая удача, что они отказались! Все-таки успокаивает, что дуры или низкие душонки никогда не верят, если им говоришь: «Я Зевс», что ты и в самом деле можешь им оказаться. Некоторые, слишком поздно понявшие, кто я такой, даже умудрились превратить это в свою главную добродетель.
