Дни людей - [29]

Однако на сей раз я провел саму Фемиду, поработав на нее так, что она и не догадалась об этом.

Под моим руководством боги принялись за дело. Гефест взял у Великой праматери немного ее глины, с помощью воды Океана замесил ее и своими на диво ловкими пальцами вылепил прекраснейшее подобие женщины из всех виданных когда-либо.

— Не завидуйте, не завидуйте, — сказал я богиням и нимфам, чьи взгляды тут же омрачились. — Лучше помогите мне.

Потом я велел Гефесту вдохнуть частицу божественного огня в эту человекоподобную статую, и она обрела цвета и движения жизни. Ее плоть отливала нежнейшими радужными оттенками, а движения были исполнены несравненной грации; она улыбалась и была словно открыта для желания; в глазах цвета моря читался очаровательный нрав, уста манили к поцелуям. Совершенные груди и прелестный, гладкий, словно полированный алебастр, живот казались чашами и амфорой искушения.

— Ах! Братец, похоже, мы и вправду нашли секрет! — воскликнул Посейдон, вечно волочащийся за богинями.

— Потише, братец, потише… умерь, пожалуйста, свои восторги, — предостерег я его. — Она не для тебя. Может, ее дочери…

Я попросил Афину облачить прелестницу в тончайшие одежды, повязать ей пояс, а также обучить искусству многоцветного ткачества. От Афродиты я добился, чтобы она уступила нашей новорожденной кое-какие из своих самых красивых драгоценностей и чтобы также вложила ей в грудь ревность и мучительное, всесокрушающее желание. Времена года ее причесали, переплетя волосы весенней гирляндой; грации украсили золотыми ожерельями; геспериды окутали сладостными ароматами; Артемида наделила великолепной поступью; Деметра дала ей в руки охапку цветов и обещание многочисленного потомства.

Тогда я отозвал в сторонку Гермеса и сказал ему:

— Теперь вложи ей в уста речь, но также ложь, притворство, хитрость, вздорную обидчивость, злословие, любопытство, непослушание. И не скупись.

Когда наш шедевр был завершен, я пригласил богов сесть в круг, призвав и растяпу Эпиметея. Тот явился из Беотии, совершенно напуганный и дрожащий.

— Вот, — обратился я к нему, — поскольку ты не стал сообщником в преступлении твоего брата, я хочу засвидетельствовать тебе свое удовлетворение и при твоем посредстве примириться с людским родом. Даю тебе в жены это создание, которое все боги сообща сделали для тебя. Она — совершенная женщина. Ее зовут Пандорой, что значит «дар от всех».

Я подбирал это имя самым тщательным образом и еще не совсем уверенно произносил. Но неуклюжий, медлительный Эпиметей-тугодум ничего не заметил. Вернее, заметил Пандору; могло показаться, что глаза вот-вот вылезут у него из орбит. Заикаясь и бормоча, он рассыпался в благодарностях, заверял в своей преданности, простерся ниц предо мной, перед всеми божествами, даже перед Пандорой. Дескать, такой дар и в самом деле слишком прекрасен; он недостоин подобного вознаграждения; он всего лишь исполнил свой долг, да и то убого, но в будущем сумеет доказать богам свою благодарность и любовь; в будущем…

— Ну что ж! Бери тогда свое будущее, — сказал я ему, деликатно выпроваживая с Олимпа.

Эпиметей спустился в страну людей и прошел через народы как триумфатор, демонстрируя супругу, затмившую всех смертных женщин.

— Смотрите, — говорил он, — смотрите на вашу царицу, первую среди жен… Она творение богов. Ах! Какие у нас будут красивые дети! Лучшим из вас я отдам Их в мужья и жены, чтобы украсить род человеческий.

Он привел Пандору в свое жилище, и она тут же Начала шарить повсюду, переходя из комнаты в комнату, отодвигая засовы, осматривая утварь, открывая Горшки, в общем, знакомясь со своими владениями.: Гермес в достаточной мере наделил ее недостатками, Как я и хотел.

— Только никогда не трогай тот бронзовый ящик, — предостерег Эпиметей.

— Почему?

— Потому что нельзя.

— Что там внутри?

— Не велено говорить.

Это было как раз то, что надо, чтобы возбудить у Пандоры непреодолимое любопытство и ввергнуть ее в искушение; она немедленно открыла сундук, спеша узнать, что там спрятано.

Эпиметей, дышавший свежим воздухом на пороге дома и наслаждавшийся своим счастьем, не сразу сообразил, что за большие черные крылья взмыли над его жилищем и разлетелись по свету. Вдруг он испустил вопль, бросился к сундуку и захлопнул крышку. Но болезни, усталость от работы, страх смерти уже упорхнули.

Теперь Эпиметей сколько угодно мог бить себя по лбу и оплакивать свой промах.

— Ах! — стенал он. — Я забыл предостережение брата! А ведь он кричал мне, чтобы я не принимал никаких даров от Зевса. Я не понял. Я был обманут этим именем: «дар всех». Ах! Какой же я глупец, как легко меня провели! Я всегда буду тугодумом: «тем, кто думает потом».

Я восстановил равновесие, которого от имени Судеб требовала Фемида. Дар за дар. Пандора за ящик, беды за огонь.

Сыны мои, не заключите из этой истории, будто все ваши беды происходят от женщины и будто она единственная причина ваших несчастий. Было бы слишком легко взвалить на нее бремя ваших собственных ошибок. Нет, просто она подкрепляет и усугубляет вашу вечную судьбу быть изгнанными из всякого рая…

Итак, пристроив Пандору среди вас, тугодумов, я полагал, что вкушу немного спокойствия. Но работа царей — работа бесконечная. Поскольку я тоже провинился перед Судьбами, мне предстояло понести наказание.