Дни испытаний - [4]

Это невнимание, как ему казалось, усилилось с того времени, когда в классе появился Ростовцев, который поступил в школу, где они учились, всего за полгода до выпускных экзаменов. В нем Ветров сразу почувствовал соперника, и отношения их почти с первого дня сделались натянуто–официальными.

Веселый, общительный, незаменимый в компании Ростовцев быстро завоевал в классе всеобщую симпатию. Он занимался спортом, любил гимнастику, греблю, футбол и считался сильным боксером.

Присутствие Бориса заставляло Ветрова все сильнее волноваться. Он болезненно переживал то отчуждение, которое постепенно возникало между ним и Ритой, хотя внешне в их отношениях не произошло никаких перемен, и переживания его были ничем не оправданы.

Ветров тяжело воспринимал эту неопределенность, но с каждым днем откладывал момент решительного объяснения, пока не пришел выпускной вечер, и откладывать дальше стало некуда. И когда, стоя вместе с ней у открытого окна, Ветров сказал, что ему тяжело расставаться с теми, кто ему нравится, он про себя думал, что Рита поняла его намек. Он с тревогой ждал ее ответа, но она молчала. Тогда он прямо спросил ее:

— Рита, ты… ты любишь Ростовцева?

Она вздрогнула и, отвернувшись от него, сказала:

— Что за глупости! — и через секунду добавила: — А если бы это было даже и так, то уж, конечно, никому бы не стала докладывать об этом.

— Даже мне?

— Почему ты должен быть исключением?

— Мы же друзья…

— Есть вещи, — возразила она, — в которых не сознаются даже себе. А наша дружба никогда не была обоюдной, и ты сам в этом был виноват. К тому же и она кончается: мы покидаем школу и скоро разъедемся в разные стороны…

— Ты в Москву, — продолжал Ветров, — Ростовцев, наверно, туда же, а я… а я… — он задумался и не кончил.

— И ты, вероятно, поедешь с нами? — спросила она. Это «с нами» неприятно резнуло слух, и Ветров, действительно собиравшийся поступить в Московский медицинский институт, внезапно переменил решение.

— Я не еду в Москву, — сказал он резко, надеясь услышать в ответе Риты сожаление.

— Почему? — спросила она равнодушно.

— Потому что никому не хочу мешать! — отрезал он, внезапно обиженный ее тоном, и вышел из класса. Быстро миновал он коридор, вошел в зал, пробрался к последнему ряду и уселся в углу.

Ему стало вдруг ясно, что Рита его не любит. Но он не знал еще, что именно произошло между нею и Ростовцевым. Он решил наблюдать за ними в этот вечер.

Ветров следил за входящими и нахмурился, когда заметил, что Рита и Борис вошли вместе. Борис говорил ей что–то, слегка нагибаясь в ее сторону, а она улыбалась ему в ответ. Они подошли к сцене и скрылись за занавесом. Ветров не понял, для чего им понадобилось идти туда Недоумение его рассеялось, когда начался концерт и Стасик, небольшой вертлявый выпускник, взявший на себя ведение конферанса, после нескольких номеров вышел на сцену, поднял руку кверху, чтобы успокоить зал, и торжественно произнес:

— Прошу внимания, товарищи, особого внимания! Дело в том, что вам преподносится небольшой сюрприз. Вы и не подозревали, что среди нас находится будущая знаменитость, которая скоро едет в консерваторию. На наше счастье эта знаменитость пока не знаменита, а посему совершенно бесплатно исполняет ариозо Ленского из оперы «Евгений Онегин». Лично я гарантирую полный успех, потому что ариозо не какая–нибудь тригонометрическая формула, с которыми у нашего исполнителя в свое время бывали легкие недоразумения. Прошу… — обратился он в глубь сцены.

Ветров насторожился: из–за кулис спокойно вышел Ростовцев, а Рита заняла место у рояля. Никто в школе не знал, что Ростовцев имеет голос. Поэтому в зале приняли готовящееся выступление сдержанно.

Борис прислонился к черной лакированной стенке рояля, слегка откинулся назад, провел рукой по своим белокурым волосам, поправляя их, и, полуобернувшись к Рите, следящей за ним, кивнул головой.

В зал опустилось несколько бархатных аккордов.

Все насторожились, и Ростовцев, глядя перед собою, чуть приоткрыл рот и тихо, почти шопотом, произнес первую фразу:

Я люблю вас,

Я люблю вас, Ольга…

У него получилось как–то очень задушевно, нежно — так, что все, слушавшие его, замерли и, точно не веря себе, взглянули на него по–новому.

А Ростовцев продолжал, бросив в пространство новую, теперь уже полную страсти и возбуждения, фразу:

…Как одна безумная душа поэта

Еще любить осуждена…

Голос его внезапно зазвучал в полную силу, звонко и вместе с тем все так же нежно и вдохновенно. Все сразу поняли, что это поет далеко не любитель.

Ветров не менее других был поражен. Он дышал глубоко, порывисто и переводил взгляд то на Ростовцева, то на Риту. Он видел, как пристально следит Рита за мотивом, как она увлечена, как застывает, когда голос Ростовцева звучит широко и ровно, и как вдруг в нужный момент опускает руки на клавиши, заключая звучным аккордом музыкальную фразу. Он видел, как на губах Риты играла довольная улыбка, он видел, что она гордится Ростовцевым, и это больно задевало его самолюбие.

«Значит, она знала Бориса лучше, чем я думал, — пронеслось у него в голове. — И, может быть, они уже провели не один час вместе у рояля, без слов понимая друг друга».