Дни и ночи - [61]

Ошеломленная, она повторила:

— Из Аргентины?

— Да, я приехал бы к вам и из более дальних краев. — И, доверительно глядя ей прямо в глаза, добавил: — Ради вас.

От последнего признания она на какое-то время опешила. Потом разразилась смехом. Детским, не насмешливым. Это был поток нежной веселости, как в сновидении. И, как тогда, смех этот раскаленным кинжалом пронзил сердце Вакарессы.

— Ради меня? — произносила она в коротеньких паузах. — Вы смеетесь надо мной, месье. Шутите!

Вверху бушевало солнце. Ее глаза блестели, как у безумной. Он не должен отказываться от дальнейших попыток. Необходимо устоять перед желанием убежать, чтобы не сделаться посмешищем.

— Нет. Вы меня неверно поняли. Глупо пересекать Атлантику, Средиземное море и часть Эгейского ради удовольствия пошутить. Я постараюсь убедить вас в этом, если вы найдете для меня хотя бы один час. Только один. Здесь или в другом месте. Я вам все расскажу. Вы тогда поймете. — Он лихорадочно спросил: — Вам когда-нибудь приходилось мечтать о невозможном и воображать, что это невозможное могло бы осуществиться?

Она насмешливо усмехнулась:

— Вы хоть знаете, кто я, месье? Я хочу сказать, знаете ли, с кем разговариваете?

… Я смутно предвижу под туникой знакомый шрам, как раз над лобком. Ее божественная грудь колышется, соски натягивают ткань…

— Вы — Дора.

— Да, Дора, но я еще и археолог, ученый. А ученый верит только в то, чему есть доказательства. Что же до остального… — Она безразлично махнула рукой и с некоторой напряженностью спросила: — К чему вы клоните?

Рикардо на какое-то время отключился. Его мысли налезали одна на другую, блуждали, как в лабиринте. «Заря моей жизни, смотри на меня». «Я тут».

«Почему ты так робок?» «Страх…»

Он возобновил попытку:

— Сегодня вечером? Вы сумеете освободиться?

— И речи быть не может. — Она раздраженно повела рукой. — Говорите сейчас. Или уходите.

Мрачная заря вот-вот скроется с горизонта, с ней все и закончится. Рикардо глотнул воздуха и пригнулся, словно борец, готовый принять смертельный удар.

— А если я вам доверю тайну? Если я скажу вам об одной детали, известной только вам, о которой не мог бы знать даже близкий человек, тогда вы мне поверите?

Она смерила его взглядом.

— Ладно. Я вас слушаю.

Кровь застучала в висках Рикардо. Закружилась голова от мысли, что он может потерять эту женщину навсегда.

Он сложил руки, будто в молитве.

— Смею надеяться, вы не очень рассердитесь на меня и не усмотрите в моих словах бесстыдства. Коль уж я позволяю себе такую вольность, то только потому, что хочу убедить вас в моей порядочности и, что самое главное, в значимости тайны, которую я ношу в себе. Вы меня понимаете?

Она застыла в молчаливом ожидании.

— Там, — тихо произнес он, указав на нижнюю часть ее живота, — в том месте у вас есть шрам. Небольшой, горизонтальный. Он почти незаметен, но он есть.

Дора резко подалась назад, прикрыв рот ладонями.

— Как… — заикаясь выговорила она, — откуда?.. Он сразу сообразил, что умирать еще рано.

Она настаивала, испуганная и шокированная:

— Откуда вам это известно?!

— Это не то, что вы думаете. О нет! Мое единственное желание — все вам объяснить. Рассказать, почему я вас искал повсюду, как вы неотступно следовали за мной днем и ночью, как проникли в мою кровь, как я дышал только вашим дыханием. Рассказать, почему я бросил все: родных, богатство, родину. Почему вы стали смыслом моей жизни, и теперь все, что не связано с вами, лишено смысла, сама жизнь моя стала бессмыслицей.

Она смогла лишь проговорить:

— Мой шрам… Но откуда?.. — Это был не вопрос, а скорее мысль вслух.

— Один час. Ничего более. Умоляю вас.

— Но когда? Каждая минута у меня на счету. Вы когда-нибудь работали на раскопках?

— Нет. Но полагаю, с наступлением темноты можно прерваться. — Он предложил: — Сегодня вечером.

— Вечером?

— Не важно где. — Голос Рикардо срывался. — Умоляю вас… Не заставляйте меня унижаться…

Поверила ли она? Была ли взволнована и потрясена появлением этого до крайней степени расстроенного человека? Она уступила.

— Будь по-вашему! Сегодня вечером. В двух километрах отсюда, на побережье, есть деревушка Матала. Там вы найдете таверну. Она единственная. В ней мы обычно ужинаем. В семь часов.

— В семь часов.

Жестом он попрощался и удалился.

Дора не спускала с него глаз. Она подождала, пока он скроется за стеной, и тогда бегло провела рукой по низу живота, по месту, где скрывался шрам.

26

Сумерки опускались на море. Скоро станет совсем темно.

— Который час? — спросил Влазаки. Рикардо даже не нужно было смотреть на часы.

— Пятнадцать минут седьмого.

На террасе таверны не было ни души. Внизу рыбаки собирались выйти в открытое море. Художник предложил Рикардо сигарету.

— Нет, благодарю, — отказался тот. — В последние дни я и так слишком много курил.

У аргентинца было озабоченное, серьезное лицо, но казалось, он вполне владел собой.

— Восхищаюсь я вами, — доверительно сказал Александр. — Все, что вы делаете, достойно уважения.

— Неужели?

— Все мы видим сны. Но многие ли превращают сны в явь?

— Но многие ли жили, как я? Флора — вы теперь знаете, о ком я говорю, — Флора мне сказала однажды, что я родился под счастливой звездой. Она была права. Мне здорово везло, правда. Никогда я не набрался бы сил, чтобы двигаться вперед, если бы не встретил нескольких людей. — Он перечислил: — Янпа, Горацио, Толедано, Паскуаль, Флора, Майзани и даже вы. Я не открою ничего нового, сказав, что некоторые встречи заставляют перестраиваться гораздо быстрее, чем тысяча разговоров. Повторяю: мне здорово везло.