Дни гнева, дни любви - [6]

Но у меня не возникло даже мысли о возможности отказаться от этого предприятия. Я подумала только о том, что должна быть предельно осторожна. Я должна все сделать правильно – так, как говорил мне генерал Буйе…

Было 12 марта 1791 года. Снег растаял, и солнце весело сияло в окнах кареты. Набухали почки на деревьях. Время было веселое, как раз для любви.

Мне предстояло сейчас нечто совсем иное. И готова я должна быть ко всему.

Я вбежала в дом по черной лестнице, заранее решив, что никого не поставлю в известность о своем отъезде. Так будет меньше разговоров. Если мне посчастливится не попасться на глаза даже Маргарите, это значит, что мое дело начнется на удивление легко.

Не замеченная, я проскользнула к себе в комнату, сразу же стала переодеваться, обрывая на себе тесемки. Платье, предназначавшееся для поездки, было готово еще неделю назад. Это был самый скромный, даже бедный наряд, – простая юбка, жакет, шейная косынка, скромная шляпка, блошиного цвета суконный плащ, – так одевались, пожалуй, продавщицы или белошвейки. Я вовремя заметила тонкую нитку жемчуга в волосах и поспешно исправила это несоответствие, бросив жемчуг на туалетный столик. Потом, на ходу завязывая ленты шляпы, я поспешила к себе в кабинет.

С разбега распахнув дверь, я застыла на месте от неожиданности.

Досада прямо-таки тошнотой подкатила к горлу. Я увидела у своего бюро мадемуазель Валери, гувернантку моих детей, перебиравшую бумаги. Но не это насторожило меня больше всего. Я досадовала, что она видит меня – в таком наряде, готовую уезжать…

– Добрый вечер, мадам! – сказала она, ничуть не смутившись.

– А что вы здесь, собственно, делаете? – спросила я, наконец-то уяснив, что она находится в моем кабинете без всякого на то разрешения.

Девушка в упор взглянула на меня серыми спокойными глазами.

– Я искала у вас Бюффона. Его «Зоологию». Хотела показать Авроре. Простите, но я никак не могла вас дождаться.

Все ее слова пролетели будто мимо меня. Я была слишком возбуждена, слишком спешила, чтобы задумываться над поведением гувернантки. Она жила в доме уже восьмой месяц, и на нее не было никаких жалоб. Дети слушались ее. А то, что она была возле моего бюро, в сущности, не важно – все секретные документы, которые я должна была забрать с собой, письма королевы к своему брату императору Австрии Леопольду были в сейфе, а туда мадемуазель Валери никак не могла проникнуть.

– Вы нашли книгу? – спросила я растерянно.

– Да. Вот она.

Девушка действительно показала мне большой толстый том. Лицо ее было спокойным и уверенным, как у человека, который знает, что его не в чем обвинить.

– Валери, в таком случае, прошу вас, оставьте меня. Мне необходимо тут кое-что сделать.

– Как вам будет угодно, мадам.

Не показывая, что замечает какую-либо перемену в моем внешнем виде, Валери двинулась к двери. Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу. В тот миг мне хотелось лишь того, чтобы гувернантка поскорее ушла, и, когда она вышла, вздох облегчения вырвался у меня из груди.

Все письма были уложены в коробку из-под шоколада и спрятаны в сумке. Часть бумаг была зашита в подкладке плаща – старый испытанный способ, столь любимый еще агентами Ришелье. Покончив с этим, я вышла из кабинета.

Шаги мои была крайне осторожны. Голос Маргариты звучал совсем рядом, в гостиной, и это заставляло меня слегка опасаться встречи с нею. Тихо, на цыпочках, словно я уходила из обкраденного мною дома, я прокралась по узкой винтовой лестнице. Запах цветов почувствовался в воздухе; я миновала оранжерею и, выскочив из дома через черный ход, быстро зашагала по улице. Почти побежала. Ведь нельзя же было начать путешествие с опоздания – это было бы слишком скверной приметой.

Черный фиакр уже ждал меня на углу монастыря фейянов. Человек в темном плаще с опущенным на лицо капюшоном сидел на передке и, казалось, дремал. Смущаясь и сомневаясь, я подошла к нему.

– Мне нужно на Вандомскую площадь, – сказала я нерешительно.

Он вздрогнул, напряженно глядя на меня, и его губы произнесли:

– Если ваш путь пролегает через австрийский комитет, я готов везти вас.

Я успокоилась. Что ж, мы узнали друг друга. Я сказала пароль, он правильно назвал ответ.

Незнакомец спрыгнул на землю и почтительно помог мне войти в фиакр.

– Я довезу вас до Труа, мадам, – сказал он тихо.

– А потом?

– А потом я вам все расскажу.

Фиакр довольно резко тронулся с места. Со вздохом облегчения я откинулась на жесткие подушки сиденья. Фиакр был неудобный, старый, страшно продувался ветром – словом, путешествие предстояло не из приятных.

Покружив из осторожности по городу, мой возница выехал, наконец, из Парижа. Было уже шесть часов вечера.

Путь наш лежал на юго-восток, к швейцарской границе.

4

Когда забрезжил рассвет следующего дня, фиакр добрался до Труа и остановился на главной площади.

Я за ночь промерзла до костей, у меня просто зуб на зуб не попадал от холода. Фиакр вообще не был предназначен для такой погоды и таких расстояний, а что касается меня, то я впервые попала в столь кошмарные условия. Я пыталась быть мужественной, но, право же, это было уже слишком. Всю ночь шел дождь, а к утру по земле стлался влажный мутный туман. Капли дождя еще и сейчас пузырились в огромных лужах, занявших мостовую. Казалось, что на дворе не март, а октябрь.