Дни, что нас сближают - [107]

На другой день рано утром Димитр, брат Демира, постучав к мастеру, поднял его с постели — просил продать ему еще две четверки. Когда же они вошли в мастерскую и Димитр протянул руку к тому колокольцу, что висел над дверью, отдельно от других, мастер слегка удивился.

— Этот не продам, — сказал он. — Этот и еще один, — уперся Димитр, — я хочу этот.

В конце концов мастер уступил, и Демир всю зиму работал, прислушиваясь к голосу этого колокольца. Когда пришло лето и овец по вечерам начали гонять на пастбище, старый мастер снова стал, сидя на камне у ворот, слушать свои колокольцы.

…Тянутся снизу отары, взбираются на холмы, потом рассыпаются по пастбищам и перезвоном своим навевают на село мирные сны. Вот и отара Димитра, брата Демира, четверки его отзываются на голоса шестерок, уже поднявшихся выше. Но что-то снова нарушает тон. Разница на этот раз невелика, наверно, это тот колокольчик, который он не хотел продавать… Мастер встает с камня, останавливает чабана, идет через стадо, ощупывает колокольцы, осматривает. Вот он. Нет, не тот! Этот выкован Демиром. Мастер отвязывает его и расплющивает о камень.

Вечерами, вернувшись с поля, Демир допоздна мастерит колокольцы, ему не надо уже подглядывать за старым мастером, он все знает, надо только добиться нужного звука. Тот, что он привязал второй раз, ничем не отличался от четверки, которую Димитр купил у Стевана. Почему же мастер его узнал? Значит, старик сам сплоховал, делая колоколец в тот раз, когда Демир лежал на крыше и мастер все оглядывался, а руки его дрожали… В следующий раз Димитр привязал этот самый колоколец, Стеванов, и мастер узнал его, тоже отвязал, но не ударил о камень, а унес в мастерскую и разбил молотком. Значит, правда!

В конце лета Демир решил еще раз испытать свое искусство: подвесил к овце в братовой отаре одну из последних своих четверок, голос которой и сам уже не мог отличить от голосов Стевановых колокольцев. Он часто расспрашивал брата, как мастер ощупывает овец, как встает с камня и идет чабану навстречу, как шагает, как заглядывает в отару… Он надеялся, что теперь Стеван не заметит чужую руку, и, прежде чем брат повел овец, побежал вперед, выбрал место, откуда видны были ворота мастера, спрятался в кустах ежевики и стал ждать.

И вот мастер снова выходит на дорогу, садится на камень и слушает: снизу идут отары, он прикрывает глаза, и лишь когда отара проходит мимо, взглядывает на чабана, словно пропуская его в поле, и начинает прислушиваться к следующей отаре. Вот показывается и Димитр. Демир, засев в кустах, напрягает слух, колокольцы приближаются, голос их набегает волнами, ровный и чистый. Мастер сидит, закрыв глаза, голова его чуть покачивается. Демир волнуется: остановит он брата или нет? Отара все ближе, вот сейчас она поравняется с мастером, он приоткрывает глаза, зорко вглядывается, наставляет левое ухо, вытягивает шею, приподымается… Но не встает, садится обратно на камень. Прошла отара Димитра, Демирова брата; мастер встречает следующую, ту, что идет за ней, а в туче поднятой ею пыли Демир выбирается из кустов ежевики и бежит к дому.

С этого дня Демир почел себя мастером и, как старый колокольник, принялся усиленно ковать четверки, шестерки и восьмерки; четверки он подвешивает овцам брата, те проходят мимо ворот Стевана, и старый мастер их не останавливает — думает, что Демир отчаялся, Демир сдался.

Но в начале следующего лета, известен даже год — 1923-й, Демир привязал братовым овцам, кроме четверок мастера Стевана, шесть шестерок и четыре восьмерки из тех, что выковал сам. На этот раз Демир не стал прятаться в кустах ежевики и оттуда смотреть, что будет делать старый мастер, а сам провел отару через все село и вывел на холм, где поджидал его брат. Старый мастер услышал приближающиеся снизу колокольцы, вскочил с камня и стал всматриваться в отару — до тех пор никто в Карапче не смешивал колокольцы в одной отаре, такое он слышал первый раз. И когда он узнал шагающего перед овцами Демира, он понял, что молодой колокольник мастерит уже и шестерки, и восьмерки и умеет дать им нужный тон. Он снова сел на камень, понурил голову и так, не взглянув больше на чабана, пропустил отару мимо. Потом встал и, не дожидаясь остальных отар, захлопнул ворота и скрылся во дворе. В это лето он исчез из села и больше там не появлялся.

Рассказывая об этом, многие и гибель Демира летом 1973 года связывают с тем, что где-то в окрестностях появился будто бы другой мастер. А про Стевана известно еще, что в то лето к нему несколько раз заходили двое в нездешней одежде, соседи видели, как они появлялись рано утром и поздно вечером исчезали. Может, это были те самые люди, чьи ружья и карабины чинил мастер в канун Преображенского восстания.

В смутные годы после Сентябрьского восстания 1923 года чабаны почти не покупали колокольцев, но Демир не прекращал работы, и на стенах его мастерской уже не оставалось пустого места; однако понемногу народ успокоился, и молодые хозяева отар, подросшие к этому времени, стали захаживать в его мастерскую. За эти три-четыре благодатных года мастер подразжился деньгами и сыграл свадьбу, взяв в жены девушку из соседнего села Дреновец.