Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - [8]

И хорошо, что отправился, — без того вышло бы еще хуже. Оттрезвонили, а священника ни одного! Циба и Мидзуно по Церквям в Симооса, Юкава остался служить в церковном доме в Асакуса, не зная, что он здесь нужен, Сато готовит к завтрему проповедь и потому не счел нужным идти ко всенощной. Побежал Кавамура к нему и возвращается без определенного ответа от него, придет ли — «я завтра проповедую», говорит. А богомольцы ждут начала богослужения. Облачился я в епитрахиль и в омофор и начал с дьяконом всенощную. Во время каждения о. Павел Сато пожаловал в алтарь. Кончивши кадить, по закрытии Царских врат, я сурово велел ему скорей облачиться, и он продолжил богослужение. Между тем Кавамура съездил в Асакуса узнать, может ли служить завтра Юкава, не болен ли, и вернулся с ответом, что Юкава завтра Литургию служить будет; значит, мы с ним вдвоем совершим богослужение; о. Павлу я сказал, по окончании всенощной, чтобы он говорил завтра проповедь.

Была София Китагава, заведующая Сиротским приютом. Рассказала грустную повесть. Не получая полгода никакой помощи от Тадаки Иосифа, отправилась к нему, в Мориока, узнать, что с ним. Нашла его растолстевшим, но в скверном положении: близок к тюрьме. Отправился хлопотать, чтобы дали ему леса для постройки Сиротского приюта. Посредством разных махинаций получил он лес, стоющий тысяч пятнадцать; вошел в долги для того, что роскошно угощал властей; до тысячи ен задолжал в чаянии будущих благ. Но нашлись люди, взглянувшие на дело иначе, чем те, которых он угощал; обжаловали, что лес дан ему противозаконно; его потребовали к суду, и ныне оный ведется. Тадаки, между тем, живя в Мориока, занялся практикой ходатая: одной деревне, также в Ивадакен, за тысячу пятьсот ен взялся выхлопотать владение спорным лесом и выхлопотал, так что ему на днях предстоит получить тысячу пятьсот ен, посредством которых он надеется выйти из своих долгов, хорошо направить свою пользу и помочь Сиротскому приюту. Но получит ли? В этом ныне весь вопрос. Это решится на днях; к конце же сего месяца будет окончательно уяснено, Тадаки бросает свой Сиротский приют или нет? София, кажется, сильно сомневается в успехе его дела и не раз упоминала: «Не попал бы он в „кураки токоро“». Что потом? На приюте ныне долга триста ен, — за рис и в другие лавки; София, видимо, не унывает, говорит, что у нее остается триста–четыреста ен по наследству, у родных; значит, пока еще дело не отчаянно; затем некоторая надежда на Церковь — «сделать–де приют общецерковным учреждением, дитятей Церкви». Но много ль это даст?..

София рассказала еще, что прежде чем отправиться к Тадаки, в Мориока, она должна была побыть у себя, в Мито: известили ее, что умер ее родной отец, восьмидесятитрехлетний старик; она отправилась отдать ему последний долг, проститься, но три дня не могла пробыть до погребения его, — приют ни на кого не оставила в Токио, — и не на кого было; старший брат ее выругал ее за это ругательски, — «не чтит–де отца».

— Как же я не чту? Бросила все, чтобы попрощаться с ним. Но он в Царство Небесное не попадет (умер язычником), — что ж я могу сделать для него? И об нем, мертвом, есть кому позаботиться; а о живых, которых я бросила, кто позаботится?

7/19 февраля 1899. Воскресенье.

Утром шел мокрый снег и было так сыро и холодно, что я побоялся служить, чтобы не растревожить еще не совсем зажившего горла; так был в Церкви.

Генерал Николай Иванович Янжул, военный агент наш, приезжал проститься, — едет в отпуск; он уже проводил семейство свое до Кобе на том же «Sidney», на котором отправился о. архимандрит Сергий, и вернулся по железной дороге, чтобы докончить здесь дела свои. Японские власти очень любезно провожают его: военный министр давал ему обед. Великие князья одарили своими портретами. Мнение Янжула, что японцы в военном отношении опасные враги нам, но в войну Японии с Россией он не верит. И хорошо делает!

8/20 февраля 1899. Понедельник.

О. Петр Кано прибыл в половине двенадцатого часа. Я тотчас же оставил перевод, чтобы переговорить с ним. Сказал ему, что Петр Исикава вчера отправился в Одавара, чтобы окончательно убедить немирных помириться с ним. Если ему это удастся, то он приведет их к нему, о. Петру, в Церковь, чтобы тогда он принял их весьма ласково и в объяснение тотчас же заговорил: «Думаю, мол, что вам, быть может, стеснительно будет тотчас же открывать предо мною душу в исповеди; но на этот счет будьте покойны, — я попрошу епископа прислать сюда другого священника, чтобы исповедать вас»; — пусть непременно предложение о сем выйдет от него, а не от них; иначе могут истолковать, что они, не желая у него исповедаться, вытребовали другого священника, что было бы дурным прецедентом для других Церквей, где не всем нравятся свои священники. Говорил ему, чтобы вперед был осторожен в проповедях, не позволил себе личных намеков на кого–либо, чтобы смотрел на о. Павла Савабе как на благожелателя себе, а не как на сторонника немирных, и прочее. О. Петр отлично все принял.

По прибытии его сюда тотчас же была послана телеграмма к о. Павлу Савабе, чтобы пришел сюда. Он во втором часу пришел. Переговорил с о. Петром у меня. О. Петр с благодарностью принял участие о. Павла в умиротворении его Церкви, и дали они друг другу обещание действовать дружно, во славу Божию. О. Павел, когда позван будет, поисповедует мирящихся, но Литургию, за которой причастят их, будут совершать вместе — отцы Петр и Павел. Потом они — помирившиеся — будут ходить в Церковь на богослужения о. Петра и приглашать его для исправления треб, хотя для исповеди, вероятно, о. Павлу Савабе предстоит еще не раз побыть в Одавара. Облобызались все мы и любезно расстались в два часа. О. Петр тотчас же отправился в Одавара, чтобы быть готовым принять мирящихся, если придут. Быть может, однако, ныне еще не состоится сие; тогда состоится при следующем визите туда Петра Исикава, как у нас и было говорено о том.