Дневники - [37]

Шрифт
Интервал

Когда пытаешься подсчитать заработки разных ремесленников и рабочих на сдельщине, плотников, слесарей, грузчиков и т. д., обычно получается 1–2 п. в час. В результате многие изделия очень дешевы, но некоторые товары – нет; например, хлеб, который едят все арабы, когда могут достать его, очень дорог. Три четверти фунта плохого белого хлеба (европейский дороже) стоят 1 франк, или ½ шиллинга. Он обычно продается половинами лепешки. Говорят, что бездомный араб, живущий на улице, может прожить на 2 франка в день. Французы из небогатых считают, что 10 франков или даже 8 франков в день – подходящее жалованье для слуги-араба (из этих денег он должен тратить себе на пропитание)[31].

Нищета в еврейских кварталах тяжелее, чем в арабских, во всяком случае больше бросается в глаза. Кроме главных улиц, тоже очень узких, переулки, где живут люди, не шире шести футов, и в большинстве домов вообще нет окон. Перенаселенность, видимо, немыслимая, вонь стоит невыносимая, люди в самых узких проулках мочатся на стены. Ясно, однако, что среди этой мерзости обитают и вполне богатые люди. В городе около 10 000[32] евреев. Говорят, что арабы относятся к евреям гораздо враждебнее, чем к европейцам. Евреи заметно грязнее, чем арабы, – и сами, и в одежде. Насколько они ортодоксальны, трудно сказать, но еврейские праздники они соблюдают, и почти все, по крайней мере те, кто старше тридцати, носят еврейскую одежду (черный лапсердак и кипу). Несмотря на бедность, попрошайничают здесь не больше, чем в арабских кварталах.

Здесь, в Марракеше, отношение французов к арабам гораздо больше похоже на отношение англичан к индийцам, чем, например, в Касабланке. «Коренное» точно соответствует «туземному» и свободно употребляется в прессе. В отличие от Касабланки, французы не занимаются здесь неквалифицированной работой, не водят, например, такси, хотя в кафе есть официанты-французы. В еврейских кварталах есть очень бедные французские жители, некоторые из них, кажется, превратились в «туземцев», но они неотличимы от евреев, большинство которых совершенно белые. Здесь несравненно больше франкоговорящих арабов, чем англоговорящих индийцев в Индии; араб гораздо больше контактирует с европейцами и в какой-то мере говорит по-французски. Французы всегда обращаются к арабу на «ты», арабы отвечают тем же, возможно не улавливая подразумеваемую иерархию (в арабском этого оттенка нет). Большинство французов-старожилов как-то говорят по-арабски, но, наверное, не очень хорошо. Офицер-француз говорит со своими сержантами по-французски, во всяком случае иногда.

28 сентября
Д

Ночи заметно холоднее. Вчера всю ночь спал под одеялом. Цветет красный гибискус.

1 октября
Д

Сегодня на Атласе снег. Видимо, выпал ночью.

Верблюды сильно разнятся по росту и по масти – есть почти черные. То же самое – ослы: от бежево-рыжих до почти черных – этих больше всего. Вчера видел осла, явно взрослого, меньше трех футов ростом. У ехавшего на нем человека одна нога волочилась по земле.

Говорят, что высота Атласских гор доходит до 3200 метров (около 10 000 футов). (На самом деле около 13 500 футов.)

2 октября
Д

Здешние козодои очень похожи на английских. Сегодня ослица, сильно жеребая, везла основательный груз дров и хозяина. В общей сложности больше двухсот фунтов плюс жеребенок.

Спаги ездят на жеребцах. Арабские седла, но без шор. Лошади разных мастей. Ослов здесь не кастрируют.

4 октября
Д

В середине дня по-прежнему очень жарко. На базаре продаются большие куски верблюжьего сала (очевидно, из горба), очень белого, как свиное. Говорят, что едят его только «люди с гор».

Деревянные ложки здесь вырезают маленьким теслом, с большой ловкостью, пока не образуется выемка; заканчивают же инструментом наподобие полукруглого долота (но заточенного по боковому краю), а потом – наждачной бумагой. Есть ложки в 2 или 3 фута длиной, лопасть размером с чайную чашку. Делают их по большей части дети – так же и деревянные плуги, очень примитивные (и продаются в таких количествах, что служат, вероятно, всего год).

6 октября
Д

Вчера невыносимая жара, это длилось до шести утра сегодня, когда я почувствовал, что нужно одеяло. Донимают мухи и комары.

Весь день нестерпимая жара. По-видимому, очень необычная для этого времени года. Верблюжонок, должно быть шестимесячный, уже 5 футов ростом. Они все еще сосут мать, будучи довольно большими. Вопреки тому, что мне рассказывали, верблюды кажутся весьма послушными и, сменив хозяина, ведут себя вполне нормально; только очень молодые склонны пугаться. Они разнятся не только ростом и мастью (от белой до почти черной – последние очень мелкие), но и фактурой шерсти, иногда кудрявой, иногда гладкой, а у некоторых – что-то вроде бороды на шее. Пахнут совсем слабо.

Кони иногда превосходных статей, все некастрированные. Арабское седло похоже на мексиканское, но стремена довольно короткие. Стремя представляет собой длинную стальную пластину с острыми углами, которые служат шпорами. Арабы не очень красиво сидят в седле, но лошадьми управляют в совершенстве: она трогается, меняет аллюр, останавливается – всё с отпущенными поводьями, видимо подчиняясь голосу хозяина. На мулах сидят ближе к крупу. Очевидно, что животные послушны потому, что их обучают с детства.


Еще от автора Джордж Оруэлл
1984

«Последние десять лет я больше всего хотел превратить политические писания в искусство», — сказал Оруэлл в 1946 году, и до нынешних дней его книги и статьи убедительно показывают, каким может стать наш мир. Большой Брат по-прежнему не смыкает глаз, а некоторые равные — равнее прочих…


Скотный двор

Сказка-аллегория - политическая сатира на события в России первой половины XX века.


Дочь священника

В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.


Скотный Двор. Эссе

В книгу включены не только легендарная повесть-притча Оруэлла «Скотный Двор», но и эссе разных лет – «Литература и тоталитаризм», «Писатели и Левиафан», «Заметки о национализме» и другие.Что привлекает читателя в художественной и публицистической прозе этого запретного в тоталитарных странах автора?В первую очередь – острейшие проблемы политической и культурной жизни 40-х годов XX века, которые и сегодня продолжают оставаться актуальными. А также объективность в оценке событий и яркая авторская индивидуальность, помноженные на истинное литературное мастерство.


Дорога на Уиган-Пирс

В 1936 году, по заданию социалистического книжного клуба, Оруэлл отправляется в индустриальные глубинки Йоркшира и Ланкашира для того, чтобы на месте ознакомиться с положением дел на шахтерском севере Англии. Результатом этой поездки стала повесть «Дорога на Уиган-Пирс», рассказывающая о нечеловеческих условиях жизни и работы шахтеров. С поразительной дотошностью Оруэлл не только изучил и описал кошмарный труд в забоях и ужасные жилищные условия рабочих, но и попытался понять и дать объяснение, почему, например, безработный бедняк предпочитает покупать белую булку и конфеты вместо свежих овощей и полезного серого хлеба.


Да здравствует фикус!

«Да здравствует фикус!» (1936) – горький, ироничный роман, во многом автобиографичный.Главный герой – Гордон Комсток, непризнанный поэт, писатель-неудачник, вынужденный служить в рекламном агентстве, чтобы заработать на жизнь. У него настоящий талант к сочинению слоганов, но его работа внушает ему отвращение, представляется карикатурой на литературное творчество. Он презирает материальные ценности и пошлость обыденного уклада жизни, символом которого становится фикус на окне. Во всех своих неудачах он винит деньги, но гордая бедность лишь ведет его в глубины депрессии…Комстоку необходимо понять, что кроме высокого искусства существуют и простые радости, а в стремлении заработать деньги нет ничего постыдного.


Рекомендуем почитать
Избранное. Том 1

В избранное, в двух томах, Станислава Ломакина вошли публицистические, литературоведческие, философские статьи и рассказы, написанные им за 10 лет. Некоторые статьи и рассказы были опубликованы в периодической печати: журналах, научных сборниках, газетах. В них ученый и писатель осмысливает минувшее время, нравственное обоснование незабвенности, память о деяниях, совершенных людьми, которые не приемлют навязанной им участи. Они стоически сопротивляются обстоятельствам и вопреки неудачам пробуют взламывать устоявшиеся стереотипы поведения, не обольщаясь ожиданием вполне благополучного исхода.


Длинные тени советского прошлого

Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.


Интимная жизнь римских пап

Личная жизнь людей, облеченных абсолютной властью, всегда привлекала внимание и вызывала любопытство. На страницах книги — скандальные истории, пикантные подробности, неизвестные эпизоды из частной жизни римских пап, епископов, кардиналов и их окружения со времен святого Петра до наших дней.


Дети Сети

Дети Сети – это репортаж из жизни современных тинейджеров, так называемого поколения Z. Загадочная смерть, анонимные чаты в дебрях даркнета и вчерашние дети, живущие онлайн и мечтающие о светлом будущем. Кто они, сегодняшние тинейджеры? Те, чьи детство и юность пришлись на расцвет Instagram, Facebook и Twitter. Те, для кого онлайн порой намного важнее реальной жизни. Те, кто стал первым поколением, воспитанным Интернетом.


Там, где мы есть. Записки вечного еврея

Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.


Дурацкие войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.