Дневники Льва Толстого - [18]

Шрифт
Интервал

There are no uncriminal crimes
There are no unrhymable rhymes
There are no identical twins
I just want you —

слышимое осязаемое свидетельство как трудно выйти из метрики и одновременно как трудно не потерять абсолютных верха и низа. К сожалению, статистически преобладает это устройство: абсолютных верха и низа нет, но метрика есть, всё измеряется, преступление это преступление, рифма это то что рифмуется, поэтому метрика не имеет привязки и зависает в неопределенности вся целиком, человек живет в страшно неуютном, собственно адском порядке, о котором знает что этот порядок может быть весь заменен).

Поздравляю вас. Сейчас наконец на третьем занятии мы вступим в пространство толстовских дневников. Здесь пространство неопределенности, рыскания, брожения, нерешенности, нерешаемости. Нельзя решить, съесть кусок хлеба хорошо или величайшее преступление. Нет метрики: вчера я расписал себе любить и трудиться, сегодня не любил и не трудился и неясно, где это мое вчерашнее решение, оно осталось во вчера. Мы бредем вслепую в темноте, но здесь есть верх и низ, абсолютные, в этой темноте, и жизнь зависит от этой борьбы. Невидимая брань вовсе не значит что посторонние ее не видят, а что там сталкиваются, дерутся и падают или поднимаются ничего не видя глазами. И нечего цепляться за метрику, говорить, что там открываются другие глаза, с такими-то параметрами. Этот якобы духовный дискурс просто протаптывание теми же грязными ногами пространства, где извольте всерьез метрику оставить.

Толстой рано уходит в тот пейзаж, упрямства и силы ему хватает чтобы не хитрить с собой и чтобы принять, что извне его действия становятся странные, потом нелепые, потом юродивые, потом смешные. Повторять тысячекратно правило, что надо любить, и тысячекратно винить себя за раздражение. Говорить о воздержании и сотни раз винить себя за переедание, писать «Крейцерову сонату», обещать себе спать отдельно и дрожать и узнавать с тревогой, не забеременела ли от него на его седьмом десятке лет жена. У всякого появится чувство превосходства. Такое поведение не лезет ни в какие рамки. Толстой и здесь добился чего хотел, взял нас. Ему надо чтобы мы видели его нелепым, юродивым: «лишения и боли… худая слава, оскорбления, унижения… враждебность к тебе людей… то и другое и третье необходимо тебе» (цитировалось 5.9.2000).

В невидимом он делает самому себе даже невидимые, неясные движения. Без догадки о том, что происходит, для внешнего наблюдателя это так же смешно и нелепо, как видеть танцующих и не слышать музыку. Или хуже: как видеть сумасшедшего, который активно действует в уверенности, что окружен бандитами или что он царь. Странность записи, на которой была прервана прошлая пара 12 сентября 2000-го, вместе с ее последней фразой, «как это было велико, когда я с этой мыслью проснулся ночью!» (восклицательный знак Толстого), от готовности выпасть навсегда из метрики, упасть в без-дну для метрики, но вместо метрических ориентиров остаться при надежных, домашних, абсолютных верхе и низе.

Чтобы понять неметрические верх и низ, мало думать что верх тут не голова и низ не то что ниже пояса. В топике, в отличие от метрики, верх отмечен чем?

Конечно повышением жизни, плотностью бытия. В метрике мы знаем, какой бывает верх, потому что мы уже знаем какой-то верх, любой другой верх будет или выше или ниже того верха, который нам известен, допустим очень намного выше. В топике мы не знаем другого уровня высоты так же, как куколка не имеет опыта бабочки. В бабочке нет ничего чего не было в куколке, настолько, что бабочка ничего не ест и не имеет этого источника поступления новой информации. Куколка не летала, она узнает летание только когда полетит, но летание будет узнано ею как ее летание, ее сущность, судьба. Живое не имеет опыта того органа, которого оно не имеет, но когда поэт говорит для себя неожиданное, он знает, свое это или чужое. Как после этого сказать, есть ориентиры в топике? Их и вовсе нет, но есть такой абсолютный как узнавание своего, родного. Его имена хорошее, высокое у Толстого. Но собственно и у нас тоже. Все вопросы о том, что же оно такое, должны тут прекратиться. Оно не что, а расположение (Толстой: отношение), доступ к которому только через фильтр, выхода из метрики, метрической неопределенности в топику, т. е. это предполагает смелость на отказ от расписания и от зрения.

Животные, растения, дети живут не в метрике не сами по себе. Их туда затаскивают дрессурой. Они дружественны и по крайней мере понятны в смысле близки, как близка и понятна медведица, раненая, честно на охоте чуть не задравшая. Строго говоря, жизни служит, подчинено и всякое расписание. Если бы только это подчинение было прозрачно. Оно обычно не просматривается. Государство, частные предприятия действуют по логике, которая делает так, что протест и расправа становятся естественны. Рядом с простором выхода в существенное — тяжелая ввязанность тела в другие тела не по типу нападения, прикосновения к лицу когтей раненой медведицы, а по типу несогласия, отсутствия мира. Медведица бросается на человека, жертвуя жизнью, если хотите, именно восстанавливая мир. Но ярость хозяина на бездельника управляющего хорошо бы проходила по типу реакции медведицы. Молодой офицер Толстой, страстно любящий работу, сгоряча сечет и порет за безделье, но восстановления мира или хотя бы истории не получается, рассказать стыдно. Прежде всего потому что нет простой правды медведицы и охотника, инстинктивно ясных: Толстой порет крепостного потому что видит в нем свою природную густую лень, которую в расписании помещика и хозяина настолько не может себе позволить, что выставляет вперед налицо свое трудолюбие, т. е. расписывает себе распорядок своих природных черт. В дневнике, сам с собой, в этой тайне для одного он ничего не расписывает и видит правду:


Еще от автора Владимир Вениаминович Бибихин
Сборник статей

Статьи В. Бибихина, размещенные на сайте http://www.bibikhin.ru. Читателю надо иметь ввиду, что перед ним - не авторский сборник и не сборник статей, подобранных под ту или иную концепцию. Статьи объедены в чисто технических целях, ради удобства читателя.


Сергей Сергеевич Аверинцев

Верстка моих старых записей с рассказами и разговорами Алексея Федоровича Лосева заканчивалась, когда пришло известие о кончине Сергея Сергеевича Аверинцева. Говорить об одном, не вспоминая о другом, стало невозможно. Поэтому, а не по какому-нибудь замыслу, эти два ряда записей оказались рядом, связанные между собой толь­ко тем, что оба созданы захваченностью перед лицом удивительных явлений, в конечном счете явлений Бога через человека, и уверен­ностью, что в нашей жизни надо следовать за звездами.Не бывало, чтобы где-то был Аверинцев и это был не праздник или событие.


Другое начало

В.В. БибихинДРУГОЕ НАЧАЛО Сборник статей и выступлений вокруг возможного другого начала нашей истории.Присоединяясь к хайдеггеровской уверенности, что в наше время совершается незаметный «переход к другому началу, в которое вдвигается теперь (в философском сдвиге) западная мысль»(«Beiträge zur Philosophie. Vom Ereignis»), автор на материале отечественной философии и литературы прослеживает наметившиеся, отчасти лишь в малой мере развернувшиеся приметы возможного нового исторического пути. Он показывает, что другое начало общественного бытия имеет прочные корни в настоящем, продиктовано необходимостью сложившегося положения вещей и в этом смысле свободно от внешнего принуждения.


Переписка 1992–2004

Приношение памяти: десять лет без В.В. Бибихина. Текст этой переписки существует благодаря Ольге Лебедевой. Это она соединила письма Владимира Вениаминовича, хранившиеся у меня, с моими письмами, хранившимися в их доме. Переписка продолжалась двенадцать лет, письма писались обыкновенно в летний сезон, с дачи на дачу, или во время разъездов. В городе мы обычно общались иначе. В долгих телефонных беседах обсуждали, как сказала наша общая знакомая, «все на свете и еще пару вопросов».Публикуя письма, я делаю в них небольшие купюры, отмеченные знаком […], и заменяю некоторые имена инициалами.


Алексей Федорович Лосев. Записи бесед

«Скажу по секрету, я христианин. Для меня величайшее достижение в смысле христианского подвига — исихазм… Как-то в жизни должно быть всё по-другому…Меня привлекает идеал άπλωσις, опрощения; всё настоящее, мне кажется, настолько просто, что как бы и нет ничего. В том же смысле я понимаю и θέωσις, обожение. Человек становится как бы Богом, только не по существу, что было бы кощунством, а по благодати. В опрощении, в обожении происходит возвышение веры над разумом. Ничего рассудочного не остается. И даже о самом Боге человек перестает думать.


Язык философии

Книга, вышедшая впервые в 1994 г., содержит с небольшими исправлениями курс, прочитанный в осенний семестр 1989 года на философском факультете МГУ им. Ломоносова. Рассматриваются онтологические основания речи, особенности слова мыслителей, его укоренение в существе и истории языка. Выявляются основные проблемы герменевтики. На классических примерах разбираются ключевые понятия логоса, мифа, символа, трансценденции, тела. Решается вопрос об отношении философии к богословию. В конце книги обращено внимание на ситуацию и перспективы мысли в России.Курс предназначен для широкого круга людей, увлеченных философией и филологией.


Рекомендуем почитать
Исторический материализм

 Из предисловия:Необходимость в книге, в которой давалось бы систематическое изложение исторического материализма, давно назрела. Такая книга нужна студентам и преподавателям высших учебных заведении, а также многочисленным кадрам советской интеллигенции, самостоятельно изучающим основы марксистско-ленинской философской науки.Предлагаемая читателю книга, написанная авторским коллективом Института философии Академии наук СССР, представляет собой попытку дать более или менее полное изложение основ исторического материализма.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.


От знания – к творчеству. Как гуманитарные науки могут изменять мир

М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.


Познание как произведение. Эстетический эскиз

Книга – дополненное и переработанное издание «Эстетической эпистемологии», опубликованной в 2015 году издательством Palmarium Academic Publishing (Saarbrücken) и Издательским домом «Академия» (Москва). В работе анализируются подходы к построению эстетической теории познания, проблематика соотношения эстетического и познавательного отношения к миру, рассматривается нестираемая данность эстетического в жизни познания, раскрывается, как эстетическое свойство познающего разума проявляется в кибернетике сознания и искусственного интеллекта.


Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту

Автор книги профессор Георг Менде – один из видных философов Германской Демократической Республики. «Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту» – исследование первого периода идейного развития К. Маркса (1837 – 1844 гг.).Г. Менде в своем небольшом, но ценном труде широко анализирует многие документы, раскрывающие становление К. Маркса как коммуниста, теоретика и вождя революционно-освободительного движения пролетариата.


Выдающиеся ученые о познании

Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.