Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [79]

.

Все эти домыслы иностранной прессы, конечно, не имели никаких оснований. В России в 1912 году было принято считать, что Ольга Николаевна питает чувства к кому‑то из мест поближе. Из всех знатных принцев и князей, чьи имена были на устах в качестве возможных мужей для старшей дочери царя, его двоюродный брат, двадцатилетний великий князь Дмитрий казался идеальным кандидатом. Высокий и стройный, «изысканный, как статуэтка Фаберже», по словам его дяди великого князя Сергея, Дмитрий был от природы общительным и остроумным, и самое главное — он был русский[639]. Его жизнерадостная манера общения была очень располагающей, и он был уже известен своим умением очаровать женщин. «Никто не вступал в жизнь более непринужденно, более блистательно, чем он, — вспоминала его сестра Мария. — У него было большое состояние, а обязанностей, с ним связанных, почти никаких, необычайно привлекательная внешность в сочетании с шармом, кроме того, он был признанным любимцем царя. Еще прежде, чем он закончил учебу и был зачислен в конную гвардию, в Европе не было ни одного молодого принца, кто бы больше привлекал всеобщее внимание, чем он, что у себя в стране, что за рубежом. Он шел золотым путем, всеми обласканный и восхваляемый»[640].

Дмитрий и Мария были детьми великого князя Павла Александровича, который был, в свою очередь, самым молодым из шести сыновей царя Александра II. Их мать умерла в результате несчастного случая при катании на лодке, который вызвал преждевременные роды Дмитрия. В 1902 году, когда вдовствующий Павел спровоцировал скандал, женившись снова, теперь на простолюдинке, Николай, который стремился сократить число морганатических браков, участившихся в семействе Романовых, отправил его в изгнание. Павел поселился на юге Франции, а его брат великий князь Сергей и его жена Элла, у которых не было собственных детей, стали опекунами Дмитрия и Марии. После того как Сергей был убит в 1905 году (его большое поместье Элла впоследствии передала Дмитрию), Николай и Александра фактически взяли на себя ответственность за воспитание Дмитрия и Марии. В мае 1908 года овдовевшая Элла уговорила восемнадцатилетнюю Марию заключить династический брак с принцем Швеции Вильгельмом. Оставшись в одиночестве, без своей единственной и горячо любимой сестры, Дмитрий взамен интуитивно стремился все чаще бывать в императорской семье, которая отчасти заменяла ему собственную, и теперь находился в таких близких отношениях с Николаем и Александрой, что часто обращался к ним «папа» и «мама» (несмотря на то что Николай в конечном итоге позволил родному отцу Дмитрия вернуться в Россию). В 1909 году Дмитрий поступил в офицерское кавалерийское училище в Санкт‑Петербурге, учреждение, в котором молодежь из семейства Романовых традиционно завершала свое образование. По его окончании Дмитрий получил звание корнета конной гвардии. В течение этих трех лет он часто проводил свое свободное время в Царском Селе, регулярно бывал вместе с царем на военных маневрах в соседнем Красном Селе, часто выступая в роли помощника‑адъютанта Николая. Весной 1912 года он приехал на три недели в Ливадию навестить семью.

В какой‑то момент в течение 1912 года, принимая во внимание хрупкое здоровье царевича, Николай и Александра, должно быть, рассматривали вероятность того, что в случае кончины Алексея Дмитрий будет идеальной парой для Ольги как потенциальной наследницы. Николай был намерен, как бы там ни было, назначить ее соправительницей вместе с матерью, если он сам умрет прежде, чем Алексей достигнет возраста двадцати одного года[641]. Действительно, такой брак было бы логично заключить. В России он получил бы повсеместное одобрение: Дмитрий был из своих, и, что было еще важнее с точки зрения Николая и Александры, это избавило бы Ольгу от необходимости покидать Россию, что ее очень пугало. Брак с Дмитрием Павловичем дал бы ему титул совместного предполагаемого наследника, если бы Николай решился изменить законы наследования в пользу Ольги после Алексея. Дмитрий жаждал стать царем; в настоящее время он был шестым в очереди на престол, но если бы он женился на Ольге, все могло бы измениться.

Дмитрию и Николаю очень нравилось бывать вместе, несмотря на разницу в возрасте в двадцать три года. Им понравилось вместе играть в бильярд в кабинете Николая, у них сложились отношения отца и сына, настолько близкие, что Дмитрий всегда говорил с Николаем предельно откровенно и до некоторой степени непристойно, даже с гомосексуальными намеками, как с сослуживцами в казарме. Вот, например, письмо, отправленное им из Санкт‑Петербурга в октябре 1911 года:

«Эта твоя столица, или, говоря с полной откровенностью, МОЯ столица, не радует нас хорошей погодой. Так хреново, что просто ужасно — грязно и холодно… Ну а теперь я крепко обнимаю мою незаконную мать (виноват, я незаконный сын, а не она незаконная мать). Я шлю детям большой, влажный поцелуй, {а} тебя заключаю в объятия (но не без должного уважения). Я предан тебе всем сердцем, душой и телом (за исключением, конечно, моей задницы)»[642].

Непристойная и двусмысленная манера общения Дмитрия часто стирала грань между тем, что можно еще считать семейной шуткой, а что уже становится угрожающе эротичным. Но то, что можно было допустить в общении со своим двоюродным братом, царем, даже в смягченной форме было слишком скабрезно и непристойно для его неопытных кузин. Еще в 1911 году Дмитрий по‑прежнему называет девочек собирательно «дети» — это в то время, когда в иностранной прессе уже стали ходить слухи о неизбежности его с Ольгой помолвки. Однако нет никаких убедительных доказательств в пользу того, что Ольга проявляла хоть какой‑нибудь интерес к Дмитрию. Пожалуй, скорее наоборот: она считала его панибратское поведение с ее отцом — подтрунивание и бесконечные игры в бильярд — довольно незрелым. А человеку с таким опытом сексуальных отношений, как Дмитрий, открыто проявлявшему свой интерес к женщинам с сильным характером, старше по возрасту и часто замужним, Ольга Николаевна должна была казаться совершенно неискушенной, если не сказать, как кто‑то и предположил, «занудой»