Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - [145]

.

Пока царская семья оставалась ждать на борту парохода «Русь», Кобылинский, Долгоруков, Татищев и Макаров отправились на предварительный осмотр предполагаемого места размещения семьи. Это был ранее дом губернатора, теперь спешно переименованный в Дом Свободы. И расположен он был на улице с одноименным революционным названием — на улице Свободы. Дом представлял собой одно из двух лучших зданий, которые имелись в городе. У него было еще одно немалое достоинство: вокруг дома были проложены дощатые настилы, которые спасали пешеходов от трясины неизбежной осенней грязи.

Но через два часа трое из мужчин вернулись обратно с мрачными лицами: в «грязном, с заколоченными окнами, провонявшем доме» были «ужасные ванные комнаты и туалеты», и в своем нынешнем состоянии он был абсолютно непригоден для жилья[1331]. За три дня до этого дом использовался для размещения депутатов местного рабоче‑солдатского Совета, которые загадили его и унесли оттуда практически всю мебель: там не осталось ни стульев, ни столов, ни туалетных столиков, ни даже ковров. Двойные зимние рамы с грязными стеклами так и не были сняты, повсюду валялся мусор. Семья Романовых, которая вынуждена была оставаться на борту парохода «Русь», спускалась на берег, чтобы прогуляться по реке, коротая время, пока дом подготовят. Они старалась использовать любую возможность для того, чтобы выйти и походить.

Анна Демидова тем временем помогала в подготовке дома. Ее страшно удручал его запущенный вид. Вскоре ей с Настенькой Гендриковой и Василием Долгоруковым пришлось бродить по всему городу в поисках различной домашней утвари: кувшинов столовых и кувшинов для умывальников, ведер, банок с краской, утюгов, чернильниц, свечей, писчей бумаги, шерсти и ниток для штопки. Кроме того, нужно было найти прачку, которая бы стирала белье для царской семьи. Анна останавливалась, чтобы полюбоваться на шубы и теплые валенки, которыми торговали на рынке, — все это по ужасно завышенным ценам, которые взвинтили в ожидании приезда в город императорской свиты. Но в остальном «здесь все очень примитивно», как отметила она в своем дневнике[1332]. Макаров тем временем рыскал в поисках фортепиано для Александры и великих княжон, а также дополнительной мебели. В это время к работе уже приступила бригада обойщиков, плотников, маляров и электриков, некоторые из них были немецкими военнопленными. Они должны были наскоро отремонтировать дом[1333]. Самое главное было починить испорченную канализацию, но также весьма беспокоило и то, где именно власти разместят весь персонал, который нельзя было поселить в губернаторском доме.

«Семья переносит все с большим хладнокровием и мужеством, — писал Долгоруков. — Они, видимо, легко адаптируются к обстоятельствам или лишь делают вид, но не жалуются после всей прежней роскоши»[1334]. 13 августа, в воскресенье, дом наконец был готов. Экипаж заложили только один, чтобы довезти Александру от пристани до дома, вместе с ней поехала Татьяна. Остальные члены семьи, прислуга и окружение прошли пешком милю (1,6 км) до города. Когда они вошли в дом, весь первый этаж был еще завален багажом и упаковочными ящиками. Тем не менее им было разрешено провести импровизированную воскресную службу. Для этого был приглашен местный священник, который обошел комнаты, окропляя их святой водой[1335].

Вещи упаковывали в большой спешке, но Александра проследила, чтобы с собой были взяты не только одежда и личные принадлежности всех членов семьи, но и многое из их любимых фотографий, столового серебра, фарфоровой посуды с монограммами, столового белья. Они взяли с собой фонограф и пластинки, свои фотоаппараты и оборудование для проявления фотопленок, любимые книги, целый сундук из фотоальбомов и еще один — с письмами и дневниками Николая (всеми, которые он не уничтожил). Девочки оставили в Царском Селе все свои красивые придворные платья и широкополые нарядные шляпы с перьями, с собой у них были лишь простые льняные костюмы, белые летние платья, юбки, блузки, шляпы от солнца и в соответствии с распоряжением достаточно много теплых кофт, шарфов и шапок, полушубков и войлочных пальто.

Царскую семью разместили на втором этаже двухэтажного дома. Все девушки спали в одной большой угловой комнате, выходящей окнами на улицу. Рядом, в маленькой комнате, разместили Алексея и его дядьку — матроса Нагорного[1336][1337]. На втором этаже находилась спальня Николая и Александры, а также его кабинет и будуар для нее, ванная комната и туалет. В большой бальной зале наверху, напротив кабинета Николая, проводили церковные службы. Там установили походную церковь, которую семья привезла с собой из Царского Села, а кружевное покрывало Александры служило алтарным покровом. Службы вели священник и дьякон из соседней Благовещенской церкви. Им помогали четыре монахини из Ивановского монастыря, расположенного за городом. Они приехали, чтобы петь литургию (кроме того, они принесли в подарок яиц и молока)[1338].

Четыре сестры немедленно начали обживать свою новую обстановку, как обычно, ни на что не жалуясь. Наоборот, они старались своими силами устроить все в их общей комнате по своему вкусу — насколько это было вообще возможно. В углу комнаты стояла традиционная высокая печь, отделанная белым кафелем. Кроме того, там стоял небольшой диван с разбросанными по нему подушками и стол, который вскоре был завален книгами, ручками и писчей бумагой. У изножия каждой из четырех скромных походных кроватей, привезенных из Александровского дворца, стояли простые белые венские стулья. Кровати были отгорожены ширмами, на которые девочки набросили красочные покрывала и платки. Так же девушки задрапировали и голые, продуваемые насквозь белые стены, чтобы создать ощущение теплоты и уюта. На своих крошечных тумбочках сестры расставили свои любимые безделушки, иконы и фотографии. Каждая девушка также прикрепила на стене над изголовьем своей кровати множество фотографий: две младшие решили развесить фотографии, которые навевали теплые напоминания о царском казачьем конвое в Могилеве, а также и других друзей, родственников, домашних животных и столь любимых раненых офицеров, в то время как старшие сестры, имея более сдержанный вкус, в основном развесили иконы и большую фотографию родителей на борту «Штандарта»